— У меня тоже вспышки! — заявляю. В эту секунду открываются резервы, меня наполняет энергия, а жажда сменяется каким-то жгучим жаром. — Мне даже нравится! Я так классно себя чувствую! У-ух! — Кружусь на месте, танцую.

Макс прислоняется плечом к стене и смотрит на меня, слегка улыбается, и я снова кружусь. Он усмехается.

А я думаю о том, что он красивый. Нет, он сверхкрасивый, причем красоту его описать очень сложно. Я от таких мужчин всегда за километр держалась. В нем нет ни грамма женственности, в отличие от парней, с которыми я недавно познакомилась на съемках. От начала и до конца мужик. Высокий, спортивный, плечи эти пловца. Он с татуировками и заломом между бровей. Он взрослый в каждом жесте, в каждом слове. Грубый, уверенный в себе. Со щетиной на лице, квадратным подбородком и всем прочим, что оттолкнуло бы в других. Но Макс почему-то нравится. Он так сильно нравится, что подгибаются пальцы ног. Запыхавшись, останавливаюсь перед ним и заглядываю в глаза. Сердце бахает, голова кругом. Его рот приоткрывается, я привстаю на цыпочки.

Пол покачивается снова, я теряю равновесие, и Максим меня ловит. Прижимает к себе быстрым движением. Грудь у него твердая, пахнет он... по-мужски, собой, ладонь широкая на талии. Ни сантиметром ниже. Сердце молотит, ноет, болит. Господи.

Максим наклоняется и целует в губы. Следом мир тонет в темноте.

Я застываю и умираю всем существом, каждой клеточкой. Боже... Что он творит?!

Пошевелиться не в силах. Сердце делает кульбит, потом еще один — там целая олимпийская серия. Губы Максима не наждачка, как могло показаться ранее, когда грубил и слал матом. Они... мягкие. Я закрываю глаза и, обалдев, робко отвечаю.

Он обнимает надежно и тепло обеими руками. Я ощущаю на своей коже мятное дыхание, я дрожу от вопиющей близости. Макс совершает еще движение губами, а потом еще одно — чувственное, нежное, и я остаюсь пораженной в самое сердце. Я в жизни не могла подумать, что он... что с ним... может быть сладко. Пробую, отвечаю, я... растопыриваю пальцы рук. Я... отчего-то с ума схожу.

Это так приятно. Господи, как это приятно.

Нерешительно обнимаю его за шею. Трясет. Трясет от того, какой он... большой, взрослый, настоящий герой, сейчас — внимательный и осторожный.

— Аня, Аня. — Максим отстраняется мягко. — Тише, девочка. Не туда я нас веду.

— Это шторм.

Сердце где-то в горле. Пальцы рук и ног покалывает, а в груди и внизу живота печет. Печет с каждым ударом все сильнее, как будто кипятком в меня брызгают.

Максим на секунду к себе прижимает, и я чувствую себя невесомой.

— Я испугалась этого Льва Васильевича очень сильно. Спасибо вам. Спасибо.

Он качает головой.

— Сука. Я его зарою. Завтра. Шампанское.

— Я не понимаю.

— Ты сейчас запрешься и ляжешь спать. Никому не открывай. Особенно мне.

— Почему особенно вам?

Стреляет глазами, отворачивается.

Душа замирает. Мы крепко держимся за руки, пока идем по коридору. Прямой физический контакт искрит. Я представляю, что мы вот так идем по городу вдвоем. Представляю и шалею от собственной смелости.

Мир падает на другой бок, Максим тоже покачивается.

— Вы пьяны?

— Я тебя. Пиздец хочу.

Прошибает насквозь. Я больше не чувствую ни рук, ни ног, ни тела. Застываю от ужаса, вспоминаю ту каморку, фотографа.

— Не трону, не бойся. Где твоя каюта?

Коридор какой-то бесконечный. Поворачиваем. Всё, о чем я думаю, — это Макс.

— Максим. Максим. Имя красивое.

— И у тебя красивое.

— Правда? Спасибо. Меня в честь бабушки назвали. Мама хотела Кирой, но папа настоял.

— Аня, ты и сама красивая. Если бы я был твоим отцом, я бы приставил к тебе охрану. Блядь. Что происходит. — Он качает головой. — Охрана бы нам не помешала уже сейчас. Где, ты сказала, твоя каюта?

— Я не знаю.

Начинаю оглядываться и понимаю, что мы в совершенно незнакомом коридоре с ковролином на полу. В нашей части яхты такого не было.

Губы горят нестерпимо, я в ужасе от того, что мы целовались. И от того, что перестали. Полный сумбур.

— Я не помню, куда идти!

— Мою мы прошли, — кивает Максим назад.

— Сейчас. Я... вернусь обратно. Она... этажом ниже! Простите, голова кружится. Мне жарко. Душно.

Мы смотрим друг на друга. В его глазах просто пламя, он смотрит в упор, и кажется, что между нами прозрачная стена толщиной в полметра, из его выдержки и воспитания на гречке. Иначе он бы уже подошел. Как в кино прижал меня к себе.

Хмурится. Его движения словно надломленные. Меня же топит волнами, будто я все же прыгнула за борт, вот только они горячие, как парное молоко. Одна за другой омывают. Тепло, приятно, жарко. Я расстегиваю несколько верхних пуговиц на платье.

Макс упирается ладонью в стену и зажмуривается. Я касаюсь его плеча, как до этого делала танцовщица, в этот момент он рывком притягивает меня к себе, прижимает к стене. Да так, что пищу! Нависает.

— Блядь, как ты пахнешь.

Я громко, жадно дышу. Его губы накрывают мои, и я умираю. Вмиг умираю от сладости и восторга, от нежности и грубости, от его вкуса.