Шрифт:
— Еды и питья, если можно, — попросил дезертир. — Большего не нужно.
— Я всё принесу, — заверил Фульвио и отстранился, уводя руку от себя. Приглашал войти. Джоффре потеснился. — Прошу за мной.
И Киаф переступил через порог церкви, отправившей когда-то в небытие Пантеон. Он злобно зыркнул мимолётом на сторожа и поравнялся с клириком…
Глава 18-2. Церковь
Едва встав с Фульвио плечом к плечу, ренегат окинул взглядом эту церковь.
Разумеется, реальность, в которую мор погрузил Город, сказалась на храме. В остальном же он ничем не отличался от всех прочих в Равновесном Мире.
За исключением, быть может, одной примечательной детали.
Те же белокаменные стены. Колонны. Живописные своды, повторявшие светлые сюжеты из Дюжины Столпов. Статуи Светлейшей и Темнейшего в конце зала, только значительно меньше, чем в Соборе Святого Аремиля. Витражи с ангелами. Канделябры.
Не хватало только стойкого запаха благовоний и одухотворённого песнопения с пустовавшего клироса.
У ног Света и Тьмы стоял пресвитер, озарённый огнями свечей.
Паства слушала его смиренно, оставаясь в темноте зала.
Флэй задумчиво погонял воздух во рту. Ему казалось, это действо больше напоминало театральную постановку, нежели мессу.
Прямо за статуями Противоположностей расположился барельеф, также купавшийся в приглушенном свете.
С такого расстояния ренегат не мог точно разглядеть, что изобразили резчики по камню в этом артефакте. Он видел разве что силуэты людей в непонятных античных одеждах — целую дюжину таковых.
Альдред склонил голову в сторону брата Фульвио и спросил:
— А что это там?
— М?
— Барельеф.
Чужестранец улыбнулся.
— Рад, что Вы спросили, брат Веларди, — отозвался он еле слышно, дабы не привлекать к себе внимание паствы. — Им храм обязан своим названием. Первые Уверовавшие. Первые провозвестники истинной веры.
— Неужели?
Он указал на центр экспозиции.
— Вон, видите? Это же пророк Хроза! Разве не узнаете? А вместе с ним и все остальные святые. Вот же они, слева-направо.
Дезертир прищурился. Но увы.
— Зрение что-то подводит. Освещение не из лучших.
Фульвио стушевался.
— Свечи приходится экономить. Каждая на счету.
— Похоже, барельефу уже много веков. Как Вам удалось его раздобыть? И откуда?
— Это весьма интересная история, — отметил священник. — И, если угодно, я с удовольствием поведаю Вам её. Только не здесь.
— Конечно, — не стал спорить Альдред.
И они пошли вдоль толпы.
Скамьи, которые расставляли в церквях по обыкновению для немощных прихожан, сдвинули к стенам. Под иконами великомучеников спали дети, дремали старики, матери качали младенцев.
Глаза предателя бегали туда-сюда. Он считал мирян по головам, будто агнцев. По его оценкам, Храм Первых Уверовавших вобрал в себя порядка ста пятидесяти человек.
Мужчины, женщины, дети, старики всех сословий. И около двадцати, по меньшей мере, рыцарей. Всё же рыцарей, да только понять, служили они именно Герцогу или кому ещё, возможным не представлялось. Уж больно темно вокруг.
У Флэя тут же возникло немало вопросов к тому, что засвидетельствовал.
«Надо будет поинтересоваться у Фульвио».
Паства, заворожённая речами глашатая Противоположностей на земле, даже не обратила внимание на два силуэта, что проносились мимо них.
Разве что пара-тройка человек, что больше напоминали сонных мух, поглядели на Альдреда. В темноте они не могли разобрать, кто это из рыцарей.
А вот сами латники с подозрением всматривались в чужака.
Никто даже не понял, что он в инквизиторском обмундировании. Тем лучше. Флэй бы и вовсе предпочёл остаться инкогнито.
Священник повёл его из главной залы по коридору в восточное крыло, где и располагалась купель.
А вслед им доносилась проповедь пресвитера Клементе:
— Миновал третий день Седьмой Эпохи. Но мы уже можем видеть, как сильно преобразился Равновесный Мир. То, через что приходится проходить человечеству, неслучайно. Уверен, многие из вас или читали, или слушали то, что изложено в Двенадцати Столпах. Судный День, Армагеддон, Апокалипсис. Как бы кто ни называл светопреставление, это не просто страшилка для грешников.
Это закономерность.
Вы пришли в дом Света и Тьмы с наступлением морового поветрия. Не снизошли до зверей в человеческом обличии, не стали грабить ближнего своего, убивать, насиловать и потворствовать Судному Дню, не стали его приближать.