После кончины Патриарха Тихона в 1925 году, Русская Заграничная Церковь признала Местоблюстителем Патриаршего Престола Митрополита Крутицкого Петра, однако вскоре он был арестован и сослан советской властью за твердость и нежелание сделать уступки безбожной власти. Церковь в России и в Зарубежье продолжала считать его своим главой, и имя его возносилось за богослужением во всех храмах. Заместителем стал митрополит Сергий. К этому времени в среде заграничных русских иерархов возникли некоторые разногласия, и митрополитом Евлогием было сделано обращение к митрополиту Сергию с просьбой помочь устранить разногласия. Это позволило митрополиту Сергию высказать свой взгляд на положение заграничной части Русской Церкви. Обращаясь общим письмом к епископам, находившимся за границей, 12 сентября 1926 года он пишет: «Дорогие мои святители! Вы просите меня быть судьей в деле, которого я совершенно не знаю. Может ли вообще Московский Патриарх быть руководителем церковной жизни православных эмигрантов? Польза самого церковного дела требует, чтобы вы общим согласием создали для себя центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный для разрешения всех недоразумений и разногласий и имеющий силу пресекать недоразумения и всякое непослушание, не прибегая к нашей поддержке». В исполненном любви к своим заграничным собратьям письмам, он говорит: «Едва ли мы с Вами увидимся еще в настоящей жизни, но уповаю, милостью Божьей, увидимся в жизни грядущей».

Это было последнее письмо митрополита Сергия, в котором он свободно писал то, что внутренне сознавал истинным. Тюремное заключение, угрозы в отношении не только его, но и всей Русской Церкви и лживые обещания советской власти сломили его: через несколько месяцев после своего любвеобильного письма заграничным иерархам, являющегося как бы завещателем перед потерей внутренней свободы, митрополит Сергий издал декларацию, в которой он признал советскую власть за подлинно законную русскую власть, пекущуюся о благе народном, «радости которой суть наши радости и горести ее – наши горести» (декларация от 16/29 июля 1927 года). Одновременно, согласно обещанию, данному им советской власти, митрополит Сергий потребовал от заграничного духовенства подписки о лояльности советской власти.

Этот указ стоял в полном противоречии с высказанным за 9 месяцев до того взглядом, что Московская Патриархия не может руководить церковной жизнью эмигрантов. Если для находившихся в России, перенесших тяжелые страдания, могли быть смягчающие обстоятельства их нравственной сдаче жестокой власти, также как каноны церковные во время гонений смягчали эпитимии отрекшимся от Христа после тяжелых страданий, то для находящихся на свободе и в сравнительной безопасности никаких смягчающих обстоятельств и оправдания и даже здравого смысла в такой подписке не было. Едва ли сам митрополит Сергий рассчитывал, что кто-либо заграницей подчинится его указу, и сделал это явно, чтобы выполнить требования советской власти и тем самым с себя снять ответственность. Однако митрополит Евлогий со своими викариями и епископом Севастопольским Вениамином согласились подчиниться указу митр. Сергия. Между тем в самой России оказались мужественные исповедники из числа заключенных и находившихся на свободе епископов, заявившее митрополиту Сергию о непризнании соглашения с безбожной властью – гонительницей Церкви. Многие из них прервали даже молитвенное общение с митрополитом Сергием как «павшим» и вступившим в союз с безбожниками и за ними последовала часть клира и мирян в России. Безбожная советская власть жестоко преследовала таких стойких иерархов и их последователей. Не исполнив своих обещаний митрополиту Сергию, побудивших его пойти на соглашение с нею, она в то же время лишала свободы, ссылала и даже казнила многих не признавших декларации митрополита Сергия.

К числу лиц, не признавших декларации митрополита Сергия о верности советской власти принадлежали Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Петр, заместителем которого являлся митрополит Сергий, митрополит Ярославский Агафангел и Казанский Кирилл, указанные патриархом Тихоном как возможные местоблюстители того престола (если бы Петр не вступил на него), митрополит Иосиф Петроградский и многие другие известные иерархи. Да и сам Митрополит Сергий был единомышлен с ними еще за долго до подписания декларации по указанным выше причинам.

Декларация Митрополита Сергия не принесла пользы Церкви. Гонения не только не прекратились, но резко усилились. К числу прочих обвинений, предъявляемых советской властью священнослужителям и мирянам, прибавилось еще одно – непризнание декларации. Одновременно по всей России прокатилась волна закрытия храмов. В течение нескольких лет были уничтожены или взяты для разных надобностей почти все храмы. Целые области остались без единого храма. Концлагеря и места принудительных работ содержали тысячи священнослужителей, значительная часть которых никогда не вышла на свободу, будучи там казнена или умерши от непосильных трудов и лишений. Преследовались даже дети священников и все верующие миряне. С сими гонимыми духовно была Русская Зарубежная Церковь. Кроме нескольких уже упомянутых иерархов, все остальные, во главе с митрополитом Антонием, наотрез отказались дать подписку в лояльности советской власти и выступали с ярким обличением. Кроме того, митрополит Антоний очень любивший митрополита Сергия и внутренне страдая за своего любимого ученика и друга, написал от себя увещательное письмо, вероятно не дошедшее до него, во всяком случае не могшее теперь уже оказать влияния на его поступки.

Как не признавшее декларации митрополита Сергия иерархи и паства внутри России, так и зарубежная ее часть никогда не выходили из состава Русской Церкви. Все они по-прежнему пребывали в духовном единении с томившимся в пустынном месте крайнего севера Местоблюстителем Патриаршего Престола митрополитом Петром. Имя его возносилось во всех церквах Русского Зарубежья. Во всех ее церквах возносились моления о страждущих в Отечестве братьях, об избавлении его от безбожной власти и упокоении умученных ею.

Между тем, давший требуемую митрополитом Сергием подписку о лояльности советской власти, митрополит Евлогий был приглашен на устроенное в Англии моление о страждущей Церкви русской и принял в нем участие. В этом его участии было усмотрено выступление против советской власти, и он был митрополитом Сергием запрещен в священнослужители. Не желая подчиняться этому постановлению, но в то же время не желая признавать свою вину перед Заграничным Русским Синодом, митрополит Евлогий просил тогда Патриарха Константинопольского о временном принятии его и его паствы в ведение Вселенской Патриархии, на что Вселенский Патриарх согласился.

Несмотря на митрополита Евлогия и митрополита Платона с их последователями, уход из состава Зарубежной Церкви и, можно сказать, вообще из Русской Церкви – Зарубежная Русская Церковь представляет свободную часть Русской Церкви. Она пользовалась вниманием Святейших Патриархов и других иерархов братских Православных Церквей. Особое внимание и заботу ей уделял Сербский Патриарх Варнава, старавшийся вернуть в Русскую зарубежную Церковь отколовшихся от нее епископов (митрополита Евлогия, митрополита Платона с их викариями), а он также был посредником между ней и митрополитом Сергием, которого чтил и любил как своего ректора Академии. Однако вскоре ему пришлось убедиться, что митрополит Сергий находится в руках врагов Церкви и действия его вредны ей, о чем Патриарх прямо и написал ему.