Шрифт:
Один православный священник, который сам засвидетельствовал несколько чудес блаженного Иоанна, хорошо сказал, что «блаженный Иоанн своего рода «водораздел» между людьми, особенно сейчас. На многих примерах отчетливо видно, что те, кто почитает блаженного Иоанна, оказывается преданным и верным Церкви Христовой, и кто не почитает и даже клевещет на него, преследует корыстные цели и исполнен самообольщения.
В большинстве случаев причиной, побуждающей людей компрометировать славу Святителя, является зависть. Как истинный апостол Христов, блаженный Иоанн был соблазном для обычных «администраторов», чуждых его духа. Он был движим любовью, и эта любовь возвращалась к нему в той же чистой, безусловной форме. А те, кто завидовал ему, следовали меркам «благоразумия», и «любовь», которую они могли получить, была лишь установленной данью почету, предназначенной людям высокого положения. Они хотели избавиться от блаженного Иоанна, потому, что он со своей любовью был для них слишком неудобен.
Разногласия, связанные с почитанием Святителя, отнюдь не что-то новое в Церкви. Например, мы знаем и любим преподобного Серафима как великого русского святого. Но значительно менее известны масштабы человеческого осмеяния преподобного Серафима при его жизни и стремления стереть его память среди верных после его смерти. Его последователи в деле прославления своего отца и учителя встретились с великими трудностями. И действительно, если бы не воля Царя-Мученика Николая II в деле канонизации Преподобного, его завистливые враги добились бы своего, и сегодня он едва ли был бы вообще известен.
Но несмотря на дьявольские попытки затмить благодатные лики святых, пробуждающих и вдохновляющих веру христиан, Христос обещал, что врата ада не одолеют Церковь (Мф. 16:18). В случае с блаженным Иоанном бесспорные свидетельства о его святости стали уже столь многочисленны, что обманы и хитрости врага оказались бессильными сокрыть ее. Некоторые православные епископы уже служили полные службы блаженному Иоанну, подтверждающие местные прославления (канонизацию) его как святого.
Нет сомнения, что блаженный Иоанн был послан как дар святости людям в последние времена. В эпоху, когда подделка стала нормой во всех сферах жизни, когда истинный дух Христовой веры оказался столь сокрыт, что большинство забыли и о самом его существовании, блаженного Иоанна можно рассматривать как образец духовной подлинности. Он в определенном смысле мерило, позволяющее судить о том, кто и что в наше смутное время является реальностью. И единица его измерения ничто иное, как чистая христианская любовь, которая присутствовала в блаженном Иоанне и источалась им в изобилии. С этой любовью борьба за духовную жизнь становится не напрасной. А без нее все, что остается от человеческих отношений и церковной жизни, будет только тем или иным видом суетности, выраженной в злословии и коварных ловушках или, напротив, во взаимной лести и одобрении. Блаженный Иоанн задал верный тон истинного апостольства в современном мире. По мере того, как все большее число людей входят в Православную Церковь перед приближением последней развязки зла, пусть они видят в нем своего любящего наставника и пастыря, не подвластного смерти.
Иеромонах Дамаскин (Христенсен), 1993 год .
Часть III. Богословские труды, творения, проповеди
Предисловие. Православное Богословие блаженного архиепископа Иоанна (Максимовича)
Несколько лет тому назад одна Игумения Русской Зарубежной Церкви, женщина праведной жизни, говорила поучение в храме обители в день престольного праздника, на Успение Пресвятой Богородицы. Она слезно умоляла сестер и паломников, собравшихся на праздник, всецело и безоговорочно принимать то учение, которое Святая Церковь нам передает, которое Она с таким тщанием блюла в течение всех веков, и не выбирать для себя, что в нем «важно», а что «второстепенно»; ведь считая себя мудрее Священного Предания, можно и совсем его утерять. Итак, когда Церковь повествует нам в ее песнопениях и через святые иконы, что святые апостолы чудесным образом собрались со всех концов вселенной, чтобы присутствовать при Успении и Погребении Пресвятой Богородицы, мы, будучи православными христианами, несвободны отрицать или перетолковывать это, но должны верить церковному преданию просто и чистосердечно.
Молодой американец, принявший православие и выучивший русский язык, присутствовал при этом поучении. Глядя на иконы, написанные в традиционном иконописном стиле, на которых апостолы изображены на тучах, несущих их к Успению Божией Матери, он как раз сам задумывался над этим вопросом. Спрашивалось, действительно ли мы должны понимать это как чудесное событие или это просто «поэтическое» объяснение собрания всех апостолов к этому событию, или может даже некое оригинальное «идеализированное» изображение вообще не состоявшегося события? (Таковы, на самом деле, вопросы, занимающие некоторых современных «православных богословов»). Слова праведной Игумении глубоко поразили молодого американца-неофита, и ему стало ясно, что есть нечто более глубокое в восприятии и понимании Православия, чем то, что открывает нам наш ум и наши чувства. В то мгновение православное предание передавалось ему не книгами, а живым сосудом, восполненным этим учением и преданием, и необходимо было воспринимать не умом только или чувствами, но прежде всего сердцем, которое таким образом и начало глубже проникаться Православием.
Впоследствии этот молодой неофит познакомился, через чтение и лично, со многими богословски образованными православными христианами. Это были наши современные «богословы», которые учились в православных учебных заведениях и стали «богословам и специалистами». Они обычно охотно поясняли что православно, а что инославно, что важно, а что второстепенно в самом Православии, и некоторые из них гордились своим «консерватизмом» или «традиционализмом» в вопросах веры. Но ни в одном из них не чувствовался авторитет той простой Игумении, которая говорила его сердцу, несмотря на всю свою «богословскую необразованность».
И сердце этого неофита, только начинающего сознательную православную жизнь, жаждало понимания того, как верить, что означало и кому верить. Он был уж очень человеком нашего века и современного воспитания, чтобы суметь просто отречься от своих собственных размышлений и слепо верить всему сказанному ему; да и совершенно очевидно, что православие и не требует такого: ведь сами творения святых Отцов – это живое свидетельство о трудах человеческого разума, просвещенного Божьей благодатью. Но также очевиден и некий недостаток у современных «богословов», которые, несмотря на всю присущую им «логичность», последовательность и знание святоотеческих текстов, не смогли передать дух, характер и обаяние Православия, как смогла простая, неученая Игумения.
Поиски нашего неофита, поиски контакта с истинным и живым православным Преданием, завершились встречей с архиепископом Иоанном (Максимовичем). В нем он нашел и образованного богослова «старой» школы, но в тоже время очень осведомленного о критике такого рода богословия в современной богословской мысли, и который своим чутким умом мог распознать истину, где она могла быть оспоренной. Но в нем было и то, чего не хватало всем богословским «мудрецам» нашего века – простота и авторитетность благочестивой Игумении, которые так поразили сердце молодого Богоискателя. Владыка Иоанн покорил его ум и сердце не потому, что он стал для него «непогрешимым» – в Церкви Христовой нет ничего такого – но потому, что он в этом Святителе увидел пример Православия, настоящего богослова, чье богословие было последствием праведной жизни и глубоко укоренено в Священном Предании Православной Церкви... И наш молодой неофит обнаружил, что, несмотря на его чуткий ум и критическое мышление, слова владыки Иоанна гораздо чаще согласовались со словами простой Игумении, чем со словами образованнейших современных богословов.