— Извиняйте, сделал, что мог. Тесты говорят, что нет, — обиделся Винник. — Можно и без ножа.

Я смотрел в окно, как на плацу тренируются будущие агенты. Они разные. Их задача не в том, чтобы стать универсальными солдатами, а в умении войти в доверие к нужным людям, добыть информацию. Один такой в подготовке стоил не меньше миллиона рублей. Такие не будут рисковать глупо. Они будут руководить разведывательными локальными сетями, находить решения, которые в голову не придут обычному человеку. Но все они не могли того, что умеет функционал. Прыгнуть и сфотографировать, снять на видеокамеру бесценный материал. Оценить обстановку при захвате заложников, дать спецназу нужные наводки. Функционалы телепорты словно признаки могли проникать туда, где все ходы и выходы замурованы и закрыты. Это от них ставили химические защиты в сейфах и хранилищах, где хранились ценные предметы. Яд убивает живое. Что не под силу агенту, легко для телепорта. А главное, время. Скорость передачи вражеских сведений всегда бесценна. Чем быстрее, тем лучше. Лиза нужна, именно как телепорт, умеющий прыгнуть на дальние расстояния.

Отбой в десять. Я открыл дверь в ее комнату за полночь. Она давно спит, блаженная, безмятежная в футболке на голое тело. Ей жарко, во сне она выставила попу из под одеяла и та торчит, зовет насладиться, не только глазами. И от этого в груди разливается горячий импульс, член в штанах дергается и крепчает. Несколько секунд я смотрю на круглые идеальные сферы, и меня кружит от накатившего вожделения присесть и начать ее целовать оттуда.

Разделся, лег рядом, вытягиваясь в полный рост на узкой курсантской кровати. Она спит крепко, поэтому нежно бужу поцелуями, ласкаю гибкое тело, жадно вжимаясь в него, и схожу с ума. Член уже стальной, жесткий, пульсирующий требует своего. Яйца лопаются от напряжения. Дышу ароматом ее волос. Целую тонкую шею и взрываюсь на части от похоти и намерений. Лиза совсем юная, и во сне, она поворачивается ко мне и отвечает на поцелуй. Трется, тянется ко мне во сне бессознательно и открыто. Движение ее губ, мягкий ответ ломают мои первоначальные намерения. Хочу не только поцелуев, большего. Всю ее хочу.

Она открывает глаза. Просыпается и смотрит на меня. Мгновение узнавания. И мне хочется, чтобы она испугалась, сделала требуемое, но еще больше иного. Что в ней победит? Испуг или ее желания. В груди все застывает, жжется между мечтами и задуманным.

Она дернулась, затвердела мышцами тела. Окунулась в напряжение. В следующий миг, поняла, ощутила стояк, как мой член упирается в нее. Сильнее вжался, ощущая, как яйца раскалёнными углями обжигает. Нутро требует разрядки. Хочется раскрыть ее, попасть внутрь, заставить откликнуться и добиться ответа. А ее глаза большие круглые, словно блюдца. Она дышит испуганно, не ровно, в ужасе от реальности. И время работает против. Ей потребуется несколько секунд на адаптацию. Притягиваю ее к себе и впиваюсь в ее губы. В этот раз не нежно, а настойчиво, жадно, так чтобы она осознала, что будет дальше. Что я сделаю с ней. Хочу настолько сильно, что готов на все, абсолютно на все.

Лиза

Они хотели проверить, все ли у ребят стерто, до конца. Или все-таки они попали под действие внушения? Может, какая уловка. Ведь, если воспоминания есть, мне для этого достаточно радужки глаз объекта и некоторое время сосредоточения на себе. Поэтому, я так не люблю свой дар. Ненавижу так сильно, что с годами превратилась в затворницу. С нашими спецслужбами, тюрьмами, архивами и лабораториями стать такой легко.

Первым был Вася. Я помнила его, не слишком отчетливо. Лишь образ. Мелкий по фигуре, блондинчик с голубыми глазами, часто играл на задней парте в фигурки животных. Учителя по-разному относились. Кто-то мешал, кто-то не трогал. Учился он средне и внимание не привлекал. Вот так посмотришь и не поверишь, что волк.

Обычно волки, здоровые мужики. Имеют большие лица, носы вытянутые. Фигуры, в значительной степени мощные, и быстрый темп движений. У них редко наблюдаются робкие или спокойные повадки. Силы много, и это вызывает в их телах перенапряжение. Спокойный волк, мертвый волк.

Василий же, как подросток-сигнальщик, субтильный, будто в выводке последним родился. Его привели в комнату для сеанса. Сказали, нужно проверить еще раз. Видео и звуковой контроль работали, по инструкции. За дверьми охрана.

— Что от меня требуется? — спросил совершенно без нервов.

— Смотрите мне в глаза, — попросила я, сосредоточенно вглядываясь в его синюю радужку. Она у него такая с края, а к зрачку становится серой. — Не отводи взгляда. Хорошо?

Одна минута. Ровно одна минута. Люди не знают, если долго смотреть человеку в глаза, элементарно смотреть, то приходит радость. Исчезает злость. Человек начинает видеть тебя. Дети обычно начинают хохотать. А я совершаю прыжок в прошлое и вижу событие чужими глазами. Есть предположение, что такой эффект на стыке двух функций телепортации и иллюзии дал лептоспироз. Воспоминание возникает в голове сами по себе, и я наблюдаю фильм.

По идеи, он должен с момента стирания памяти забыть всё. Но в действительности всё не так. Есть что-то глубже…

Пизда! О жизни наслажденье,

Пизда — вместилище утех!

Пизда — небес благословенье!

Пизде и кланяться не грех.

У женщин всех пизда — игрушка,

Мягка, просторна — хоть куда,

И, как мышиная ловушка,

Для нас открытая всегда.

Я одергиваюсь, оглядываясь в поисках тех, кто поет похабно-непотребную песню. Ищу слухом и взором множественные мужские голоса.

Вокруг меня деревня. Рубленные дома с зеленными палисадниками, с покосившимися заборчиками. Окна в кружевных окладах, горшки на завалинках. А на самой улице, столбы в земляной пыли вбитые, похожи на виселицы. На них торчат крюки, и по малодушию становится страшновато от его воспоминаний. На самом деле это детские качели, на одного. На скамьях у ворот пастила сушится. На солнце вялится. Судя по цвету яблочная, а рядом ягодная. Тут же у другого дома, погребальная колода стоит. И я вздрагиваю от ее вида. Суровые люди в этих краях живут. Хоронят мертвецов в гробах, вытесанных из целого дерева. Песенный гул весел, но голоса угрюмы, низкие, шероховатые. Я делаю опасливые шаги по улице на звучание песни и упираюсь за углом в широченный тупик. Замираю, от увиденного зрелища.