Отпрянул, метнувшись в сторону, глаза открыл уже дома. В постели, весь мокрый, оледенелый, изумленный. Ангина у меня была ядреная. С температурой, с воспалением легких, с проблемами мочевого пузыря, с гноем в горле.

Воспоминание застало врасплох, на золотом, прогретым за палящий день островке с девушкой в руках, что никак не хотела прыгать. Я уставился на нее, а Лиза в шоке, даже не сопротивлялась. Вытаращила глаза, смотрит в потрясении.

— Что это было? Ты в воде? Я видела.

Вот тогда и разобрались, что к чему. Она прыгала под давлением и внешней угрозой, а сознательно перемещалась в воспоминаниях людей. Мы проговорили несколько часов. Я не тронул ее. Помог подтвердить подозрения. Она видела мою мать, дом, еще живого отца. А это личное и роднит с тем, кого пускаешь в душу. Так что в моей, она могла чувствовать себя целиком, как дома. И вот ирония судьбы, могу подарить ей весь мир, прыгнуть с ней в любую точку планеты, могу показать, все, что в душе, а ей не нужно. Я не нужен! Не тот, кого она хотела. Я знаю, других-то тоже нет, никого, кому она бы доверилась. Я сделал так, чтобы пока жив, никого и не было. Мне хотелось одного, если не ответного чувства, то хотя бы тела.

Она пришла, как договорились. Без слов, сняла одежду с датчиками слежения и встала напротив. Пялится и смущать я не стал, жарко обнял. Мгновение, и нас в этом месте нет.

Мы на берегу океана.

— Ты подготовился, — Лиза смотрит на матрас, на корзину с закусками и вином и на дрова сложенные для костра. — Мы уже тут были.

— Очень давно.

Теперь мне хотелось, чтобы все получилось. Я вновь обнял ее и поцеловал в губы. За поцелуем последовало все остальное. То самое, чего нет ни с одной шлюхой. Понимание — женщина, что со страстью стонет под тобой, извивается и выдыхает твое имя — твоя и только твоя. Единственная, другой не будет. Этого стоило ждать и сто лет. Затем разожгли костер, откупорили бутылку, и, слушая морской прибой, смотрели на горизонт. Океан укачивал нас, баюкал вечными песнями о непостижимости жизни, зародившейся в нем.

— О чем ты хотела поговорить?

Я ведь не юнец и прекрасно понимаю, она согласилась на сделку. Нет, я вовсе не жалею о случившимся, смакую каждое мгновение. Лиза укутавшись в полотенце жевала дыню и потягивала шампанское. Ее любимое, я помнил.

— Стерта память. У них у всех, — она бросила на меня сидящего рядом осторожный взгляд. — Начисто. Понимаешь? Но! За этой пустотой, стоят другие воспоминания, как из прошлой жизни. Будто бы они уже жили в другом раннем времени. У Васьки воспоминание о прядильне и убийстве человека, которое тот не совершал. У Тимура о кулачных боях. У Виктора о лапте и слепых мошенниках. Аня травница, а Маша девка в публичном доме. Я не знаю, что думать. Сказать, что они помнят свою прошлую реинкарнацию, нет. Потому что воспоминание только последнее и одно. Ничего больше нет. Совсем нет. Если бы они помнили прошлое, были бы и другие воспоминания.

Я думал.

— Клод, ты хоть что-нибудь знаешь, с чем это связано? У всех в этих событиях есть общий элемент. Человек, который наблюдает за ними.

Я бросил на Лизу взгляд, отвел. Вот это-то и беспокоило, ее последний вопрос.

— Урод, потерший память открыл на вас охоту, — вздохнул. — Вычислил каждого и потер. Если бы можно было списать психозом, он мог бы смело претендовать на звание первого психа функционала. Но почему те пятеро и ты, — я посмотрел на Лизу пытливо, вопрошая.

— Я?

— Тебя он не успел найти, либо не смог. Твой статус секретности — высший.

— Вот это я и хотела узнать, Клод. Могу ли я с ним пообщаться? Пусть будет защитное стекло. Хочу разобраться в ситуации и понять, что происходит. Зачем ему это? С какой стати мы?

Я смотрел и не верил. Нутром ощущал, как Лиза что-то скрывает, прячет. И сам хочу знать, что связывает всех шестерых. С виду обычная беда, заплутали ребятишки в лесу. А потом раз, и у девчонок дар функционала, а мальчишки в оборотни. Не много ли совпадений?

— Ты не договариваешь, — сказал ей глядя прямо в глаза.

Она отвела взгляд, закусила верхнюю губу и даже сделала обиженный вид.

— Что там случилось, рассказывай, — я очень ждал этих объяснений и довольно давно. — Две волчьих тропы и гон, а не много ли везения и удачи?

— Я все тебе сказала, — она встала на ноги, зашла по щиколотку в воду, разглядывая, как океан ласкает ее ступни, покачивает на волнах. — Мы заблудились, прошли водопад, прошли лес, а потом вышли на проводника. Что ты хочешь услышать от меня?

— Что там был он, — я смотрел на нее и находил ее прекрасной, маняще обворожительной. Моей. Никогда никому больше не отдам.

— Почему ты так решил?

— Потому что между вами есть связь.

Она сглотнула, отворачиваясь к океану. И все что мне хочется, подойти к ней, опустить на колени и заставить ее взять в рот. Достучатся до нее, доказать, объяснить, уразуметь, у нее никого не будет кроме меня. Никогда. Стоит доверять мне, подчиняться, принимать меня всецело, таким, какой я есть.