Шрифт:
Раздался глухой стук. Молодой путеец качнулся... Толчок в спину, и он рухнул, носом уткнувшись в насыпь. Выскочивший из-за его спины человек развернулся – и здоровенная палка обрушилась раввину на запястье, вышибая паро-беллум. Блеснув в свете фонаря, оружие взлетело в воздух и кануло в рыхлую землю под насыпью.
Темная степь будто изрыгнула людей - множество людей! Они выскакивали из мрака и стремительно лезли на насыпь.
– Аааа!
– каббалист успел еще закричать, хватаясь за ушибленную руку... смолк, и булькнул, будто подавившись.
Палка с размаху ткнулась ему в зубы.
– Скучал по мне, христопродавец?
– со зловещей ласковостью процедил тощий мужик в драных портках и длинном, не по размеру, пиджаке.
– Думал, небось, уже и не свидимся? А я знал, что встренемся мы с тобой на... прямой дорожке! На железной!
– он гыгыкнул и оглянулся, приглашая подельников восхититься шуткой. В ответ раздалось несколько угодливых смешков.
– Что молчишь - уже не такой говорливый, как днем был? Ну вот и молчи, один, ось, языком попусту трепал. – он лягнул ногой назад, засадив каблук в бок лежащему на земле Карташову.
– Ну хиба ж они не дурнуватые, те образоватые!
– мужик растянул губы, демонстрируя оскал, в котором дыр было больше, чем пожелтевших от махорки зубов.
– Шо обычно-то полиция пешим ходом по степи не бегает, он докумекал, а промолчать - так нет! Вот и лежит теперь... говорливый!
Из темноты вынырнули еще двое в полицейских мундирах, волоча за руки окровавленное тело.
– Другой так и помалкивал - а все равно лежит!
– зашелся хохотом тощий.
Тело бросили под насыпью.
— Это же наш сторож!
– вскричал побелевший Пахомов.
– что вы с ним...
– Эк!
– палка в руках тощего мелькнула - ее конец ткнул Пахомова поддых. С глухим хаканьем инженер согнулся, прижимая руки к животу и хватая воздух ртом.
– Молчите, не злите их!
– каббалист обхватил его за плечи.
– Слушай жида, путеец! Их племя знает, когда бьют, надо помалкивать, может, тогда не убьют! А может, и убьют.
– с предвкушением протянул тощий, кончиком палки медленно сдвигая каббалисту шляпу на затылок и быстрым толчком сбрасывая ее наземь.
– Довольно!
– снизу насыпи прозвучал резкий злой голос.
– Четверо караулят, остальные - займитесь делом!
Пахомову голос показался знакомым, но тело сводило от боли, воздуха не хватало, перед глазами плясали багровые круги.
– Як скажете, пане, як скажете!
– не сводя глаз с пленников, осклабился тощий.
– Шнырь, Жирдяй, Мордатый - ко мне!
Рядом с насыпью снова гулко прошагал голем, набрал в охапку шпал, и не обращая внимания на людей, утопал обратно в темноту. С трудом разогнувшийся Пахомов проводил его тоскливым взглядом - ожидать помощи от глиняной куклы было также бессмысленно, как надеяться, что под ногами бандитов вдруг провалится насыпь. Слишком хорошо она построена, чтоб провалиться.
Городовой окинул пленников долгим взглядом и сбежал вниз по насыпи, а вместо него их окружила городская шпана, обряженная если и не в сущие лохмотья, то в одежду явно с чужого плеча. Мордатый и впрямь был мордат, как бульдог, Шнырь - тощ и мелок, а воздвигшийся за спиной Жирдяй оказался здоровенным детиной, смахивающим на младшего недоразвитого братишку големов.
В трех десятках шагов пара големов похожими на ковши ручищами нагребали землю, засыпая уже вколоченные сваи. Их плоские, лишенные всякого выражения лица с круглыми дырами ртов то пропадали из виду, когда големы наклонялись, то появлялись снова - и казалось, что глаза с тусклыми огоньками в глубине глядят прямо на столпившихся на насыпи людей.
– Ишь, пялятся!
– хрипло прошептал Шнырь и в руке у него появился нож. – не кинутся?
– и с опасливым вопросом покосился на каббалиста.
– Хватит ерунду городить!
– снова раздался из-под насыпи злой голос. Предводитель шайки на насыпь не поднимался и на свет не высовывался, стоял в стороне и виден был только темной тенью. И одет был во что-то неприметное. Но голос по-прежнему казался Пахомову знакомым. Будто слышал совсем недавно, причем в обстоятельствах не особо приятных. Но наверняка не таких мерзких как сейчас!
– Ничего они вам не сделают!
– раздраженно прикрикнул на подельников предводитель.
«А ведь могли бы! Могли!» - отчаянно думал Пахомов, почти с ненавистью глядя на невозмутимо вышагивающих вдоль насыпи големов. Вокруг стучало, лязгало, шаркало, насыпь едва заметно тряслась - шла работа. Пахомову хотелось взвыть. Вон та парочка глиняных великанов могли бы варнаков разметать - что големам палки, ножи ... да хоть паро-беллумы! Могла, если бы каббалист приказал! Только стоит Шмуэлю открыть рот... Пахомов покосился на охранника - и наткнулся на внимательный ответный взгляд. Тощий предостерегающе покачал дубинкой - дескать, не шали!
– и Пахомов снова уставился на приближающегося голема. Шатается тут как ни в чем не бывало, истукан глиняный!
Что будет с ними, с живыми? Будут ли они ... живыми?
– Начинайте уже!
– распорядился предводитель - по проскочившим в голосе визгливым ноткам стало понятно, как отчаянно он нервничает.
– Гей, хлопцы, чулы, що пан велит?
– скомандовал тощий, не поворачиваясь и продолжая настороженно переводить взгляд с каббалиста на инженера.
– Шевелитесь, ночка - она короткая!
Двое бандитов в полицейских мундирах снова появились из темноты – Пахомова мучила мысль о судьбе тех несчастных полицейских, с которых они эти мундиры сняли!