Шрифт:
— Поверьте, дети мои, тому, — продолжал Антоний, — что я расскажу вам. Однажды я видел диавола в образе необычайного великана, который осмелился сказать о себе: «Я — Божия сила и премудрость», — и обратился ко мне с такими словами: «Проси у меня, Антоний, чего хочешь, и я дам тебе».
Я ж в ответ плюнул ему в уста и, вооружившись Христовым именем, всецело устремился на него, и этот великан на вид тотчас растаял и исчез у меня в руках. Когда я постился, он снова явился мне под видом чернеца, который принес хлебов и уговаривал меня поесть. «Ты, — говорил он, — человек и не свободен от человеческой слабости, сделай же некоторое послабление своему телу, иначе можешь заболеть». Но я понял, что это — коварное обольщение лукавого змия, и когда обратился к своему обыкновенному оружию — знамению креста Христова, он тотчас превратился в струю дыма, которая, потянувшись к окну, исчезла через него. Бесы часто пытались прельстить меня в пустыне являвшимся вдруг призраком золота, рассчитывая соблазнить или видом его, или через прикосновение к нему. Не скрою и того, что демоны много раз принимались бить меня. Но я терпеливо переносил побои и лишь восклицал: «Никто не может отлучить меня от любви Христовой!» От этих слов они приходили во взаимную друг против друга ярость и наконец были прогоняемы не по моему, но по Божию велению согласно словам Христа: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию»31.
Однажды демон постучался в ворота монастыря. Выйдя вон, я увидел перед собой огромного великана, голова которого, казалось, достигала до небес. И когда я спросил: «Кто ты?» Он ответил: «Я — сатана». Я спросил: «Чего тебе здесь нужно?» «Напрасно, — отвечал он, — меня обвиняют все монахи. И за что проклинают меня все христиане?» «И справедливо поступают, — сказал я в ответ, — потому что часто бывают обольщаемы тобой». «Я ничего им не делаю, — отвечал он, — но сами они смущают друг друга. Ведь я проклят и низвергнут, а не слышал ли ты из Писания, что “у врага совсем не стало оружия, и города Ты разрушил”32. И действительно, вот я уже лишен всякого места в мире, не осталось под моей властью ни одного города, и нет у меня оружия, все народы во всех странах исповедуют имя Христово, пустыни наполнились монахами. Пусть же сами смотрят за собой, а меня напрасно не проклинают».
Подивившись тогда благодати Божией, я отвечал ему: «Это столь новое и неслыханное от тебя признание приписываю не твоей правдивости, которой у тебя нет нисколько, но — единственно Божией силе, ты же, будучи отцом лжи, должен был признаться в том, что есть в действительности, и на этот раз против своей воли сказал правду, потому что Христос Своим пришествием окончательно низложил твою силу, и, лишенный ангельской славы, ты влачишь теперь жалкую и позорную жизнь во всяческой нечистоте». И лишь только я проговорил это, демон тотчас исчез.
Так преподобный убеждал братию не страшиться силы бесов, укрощенной и низложенной Христом, но мужественно с Божией помощью бороться с ними, укрепляя свои сердца верой во Христа. Слушая это, братия радовались и запоминали на пользу себе наставления своего отца. В одних усиливалось стремление к добродетели, в других укреплялась слабая прежде вера, некоторые очищались от ложных обольщений помыслами, сердца других освобождались от действия на них страшных призраков, все же вместе преисполнялись бодрой готовности презирать демонские обольщения и дивились данной Антонию от Бога столь великой благодати разумения и различения духов.
На той горе, где жил преподобный Антоний, возникло множество монастырей, которые, покрывая ее подобно шатрам, были переполнены божественными сонмами псалмопевцев, чтецов Писания, молитвенников, постников, людей, радостно надеявшихся на будущие блага и трудившиеся лишь для подачи милостыни. Взаимная любовь и согласие господствовали между ними, и жилища их были подобны городу, чуждому волнений мира сего и преисполненному лишь благочестия и праведности. Не было между ними никакого-либо непотребника, ни ругателя, ни ненавистника, ни клеветника, ни роптавшего; было лишь множество подвижников, единодушно служивших Богу, так что каждый, кому доводилось видеть эти монастыри и такой образ жизни их, не мог, восклицая, не повторить слов Писания: «Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом»33.
Время шло, и Антоний продолжал все ревностнее и ревностнее трудиться. Между тем возникло жестокое гонение на Церковь Христову со стороны нечестивого царя Максимина34. И когда святых мучеников повели в Александрию, то последовал за жертвами Христовыми и преподобный Антоний, оставив для этого свой монастырь.
— Пойдем, — говорил он, — и мы на светлый пир наших братьев, чтобы или и самим удостоиться того же, или видеть других подвизающимися.
По своей любви и доброй воле преподобный поистине был мучеником. Но хотя он и желал пострадать за имя Христово, мученичество, однако, не было ему суждено, так как Господь для пользы Своего стада хранил учителя и наставника Антония. Он открыто обнаруживал свою преданность святым мученикам, соединенный с ними узами неразрывной любви, прислуживал им, когда они были в оковах, сопровождал их на суд, являлся перед лицо мучителей и, не скрывая, что христианин, прямо как бы домогался таким образом пострадать за Христа. Однако никто не осмелился поднять на него руку, потому что так было угодно Богу, хранившему жизнь Антония, которая была полезнее для людей, чем его мученическая смерть. После того как претерпел мученическую кончину святейший Петр, архиепископ Александрийский35, и гонение прекратилось, блаженный Антоний возвратился в свой прежний монастырь и, подражая в течение всей последующей жизни святым мученикам в вере и надежде, изнурял свое тело особенно строгими подвигами и постоянным бодрствованием. Нижней одеждой его была власяница, верхней — кожаный плащ. Тела своего он никогда не обмывал, кроме разве тех случаев, когда нужно было переходить через воду, и до самой смерти его никто никогда не видал наготы его.
Однажды, когда он пребывал в уединении и, затворившись в своей келии, никого не принимал, пришел к нему с бесноватой дочерью военачальник Мартиниан. Он стал стучаться и умолять преподобного выйти вон помолиться и помочь его страждавшей дочери. Антоний, не отпирая дверей, выглянул сверху и сказал:
— Зачем ты обращаешься к мой помощи? Я смертен, как и ты, одинаково мы оба немощны по природе. Если веруешь во Христа, которому я служу, то ступай, помолись по своей вере Богу, и дочь твоя выздоровеет.
Мартиниан уверовал, призвал имя Христово и пошел домой с тотчас же исцелившейся дочерью. Господь совершал много и других чудес через раба Своего Антония. В Евангелии Он обещал: «Просите, и дано будет вам»36 — и согласно с этим, найдя человека, достойного Его благодати, не отказал ему и в чудотворной силе: много бесноватых лежало перед входом в его келию, так как двери ее были заперты, — и все они получали исцеление по его богоугодным молитвам. Антоний увидел, что эта многочисленность посетителей препятствует ему пребывать в излюбленном им безмолвии; с другой стороны, он опасался, чтобы его собственный ум не начал превозноситься обилием совершаемых через него знамений, — и вот он задумал идти в Верхнюю Фиваиду, где он никому не был бы известным. Взяв хлеба, он сел на берегу реки и стал поджидать корабль, чтобы переплыть на другую сторону. Вдруг он услышал голос свыше, который спрашивал: