Шрифт:
— А когда мы гуляли, ты тоже промышлял?! Не отпирайся, я же не дура и всё понимаю, — прошептала она с таким надрывом, что Вадим изменился в лице и отвёл взгляд.
— Ну, было пару раз, — с горькой усмешкой сказал он. — Но это так… привычка.
— Привычка? Да как ты можешь?! — Эла покачала головой, припомнив походы в кафе и прочие развлечения. Какой же беспечной она была, ни разу не поинтересовавшись, откуда у парня деньги!
С тихим стоном Эла развернулась к Вадиму спиной и зашагала по улице.
— Да стой ты. Я не специально, — не отставал от неё он. — Люди порой сами виноваты, ротозейничают. Бывает… грех не взять то, что само в руки идёт. Я даже не напрягался.
— Вот ты как рассуждаешь? Где же твоя совесть?!
Вадим подозрительно долго молчал. За это время Эла передумала многое. Она пыталась понять его и оправдать, но больше всего Элу поражала собственная слабость — она боялась разрыва… знала, что вопреки всему будет страдать и ждать случайных встреч. Одна только мысль, что больше никогда не увидит его, приводила в смятение.
— Совесть?! — неожиданно резко отозвался Вадим, отчего по спине у Элы пробежал холодок. — Когда тебя обманом, с малолетства подсаживают на лёгкие деньги, тебе уже не до совести. Экстрим, романтика, азарт… и злость! Иногда мне кажется, что это навсегда, и мне уже не выбраться из этого днища, — последние слова он произнёс приглушённым голосом, потом сокрушённо вздохнул и провёл по лицу ладонями.
Сердце Элы болезненно сжалось, она задохнулась от внезапно нахлынувших чувств: пронзительной нежности и всепоглощающей жалости. И вместе с тем в душе взыграло какое-то странное садистское желание.
— Как ты это делаешь? Я хочу это видеть! — прошептала она, не узнавая свой голос.
— Что?
— Я хочу ЭТО видеть! — с жаром повторила она.
Вадим удивлённо замер.
— А ты не забоишься?
— Нет, я сказала — нет!
Взявшись за руки, они отправились на оживлённый проспект, где Вадим, оставив Элу в сторонке, с лёгкостью иллюзиониста обчистил мужика-толстосума, сорящего деньгами возле ларька с сувенирами, и женщину, засмотревшуюся на витрины магазина. Однако, справедливости ради, вынув кошелёк из её кармана, он подбросил его под ноги ничего не подозревающей дамы.
— Извините, это не вы обронили? — с вежливой улыбкой поинтересовался Вадим.
— Ой, как же так, как же, — засуетилась та, поднимая кошелёк с тротуара и пересчитывая деньги. — Какой хороший юноша, настоящий комсомолец, побольше бы таких…
Эла потрясённо взирала на Вадима. Ей казалось, что она присутствует на спектакле одного актёра. Но тут под громкие овации зрителей на сцену вышел чернявый, хлопнул Вадима по плечу и, нагло ухмыльнувшись, уставился на Элу. Она неуклюже попятилась, споткнулась и понеслась по улице, не разбирая дороги, — жгучие слёзы застилали глаза, а душа разрывалась на части.
— Эл, подожди, всё же было по-честному, ты просила, и я сделал. Так что теперь в позу встаёшь? — на ходу говорил Вадим, пытаясь удержать её и развернуть к себе, но она, отчаянно отбиваясь, продолжала идти вперёд.
— Это было отвратительно. Я больше ничего не хочу о тебе знать. Уходи, исчезни из моей жизни! — повторяла она как сумасшедшая.
Эла бежала без оглядки, не сразу поняв, что Вадим больше не преследует её, однако ещё долго ощущала его пристальный взгляд на своей спине.
***
Сквозь щели кухонной шторы вливался бледный утренний свет. Старенькая люстра с белым стеклянным плафоном тускло светилась под потолком, рисуя на стенах жёлтые разводы электрической лампочки. Ветер завихрялся в форточке, поскрипывая кольцами карниза, раздувал ситцевую ткань занавески. Где-то в углу ныл одинокий комар.
Эла задумчиво молчала. Воспоминания настолько взволновали её, что сердце замирало при каждом вдохе, а пульс ощутимо бился в висках. Дрожащей рукой она потянулась к пачке сигарет и, щёлкнув зажигалкой, жадно затянулась. Лина не сводила с неё сосредоточенного взгляда, так и сидела, облокотившись о стол и подпирая лицо ладонями.
— Вот это да! — изумлённо воскликнула она. — И как у тебя хватило смелости наблюдать всё это?
— Знаю, ты шокирована. Думаю, приятного мало — узнать такое про собственного отца, но… Долгое время я и сама задавалась вопросом: зачем попросила его об этом?! Я не могла понять тех чувств, что взыграли во мне, — нездоровый интерес, страх, пьянящий азарт, ну а когда увидела, насколько он был виртуозен в своём деле, у меня захватило дух. И плевать мне было на несчастных обворованных людей, в тот момент я боялась лишь, что его схватят за руку и неприятная сцена разоблачения повторится. Но больше всего я испугалась себя. Разве такое испытывают примерные девочки, отличницы, спортсменки?! Я должна была презирать его, ненавидеть и осуждать, а вместо этого окончательно пропала. Не помню, как я добралась до дома, очнулась под ледяным душем, посиневшая и продрогшая до костей. А наутро я слегла с температурой и всю неделю провалялась с простудой.