Шрифт:
Не сразу, но постепенно мне становится хорошо и покойно, как в далеком детстве… Я закрываю глаза и проваливаюсь в какую-то глубочен-ную черную дыру, где нет абсолютно ничего, даже снов.
39
Утром меня будит заливистый детский смех. Потом я слышу Верино «Подожди…», но дверь распахивается с жизнерадостным треском. На секунду Мишка, босой и в пижаме, замирает на пороге, изумленно моргая серыми сонными глазами.
– Привет, – говорю я, перебарывая внезапную неловкость.
– Ой, – переминается он с ноги на ногу, – я не слышал, как ты пришел.
– Я хотел поиграть вчера, но ты уже спал…
– Подожди! – кричит Мишка, будто я собираюсь уходить, уносится и тотчас возвращается обратно с листком из альбома в руках. – Вот, это тебе…
Лист, прошелестев, ложится на мои ладони… Оранжевое солнце, безоблачно-голубое небо, такое же море, зеленая трава, огромные диковинные цветы… Трогательный в своем неумелом старании рисунок…
– Это мне? – Чувствую, как нестерпимо рыжее солнце предательски режет в глазах, а упругие синие волны захлестывают грудь, перехватывая горло…
– Тебе. Нравится?
– Очень… – шепчу я, безотчетным жестом привлекая к себе его взъерошенную, как у воробышка, голову, зарываясь щекой в растрепанные мягкие пряди, пахнущие молоком и медом. – Спасибо, сынок…
Я сам не понимаю, как вырывается у меня это слово.
Мальчик вскидывает на меня огромные блестящие глазищи, и вдруг его заспанное личико озаряется улыбкой такой счастливой, что у меня заполошенно колотится сердце, и я невольно улыбаюсь в ответ, невесть откуда ощущая на дрожащих губах соленые брызги волн…
– Папа? – полувопросительно-полуутвердительно тоненько произносит он и вдруг кидается мне на шею, захлебываясь в крике: – Папочка, я знал, что это ты! Почему ты молчал так долго?!
– Ты ошибаешься… Я не…
– Зачем ты врешь?! – Его пухлые губки кривятся. Он готов заплакать. А я вдруг понимаю, что не смогу вынести этого. Единственное, чего не смогу…
– Потому что, – хрипло шепчу я, глядя в бледное, с неровными розовыми пятнами, немного испуганное лицо застывшей у двери Веры, – потому что… Я не заработал денег… Не смог привезти тебе космическую станцию…
– Не нужна мне никакая станция, – всхлипывает Мишка. И его слезы прожигают смятую рубаху на моей груди. – Не уходи больше, пожалуйста! Пожалуйста… Я тебя люблю…
– Я тоже люблю тебя, малыш…
Я неумело глажу его по голове, бормочу что-то еще… Меня учили слишком многому, но только не единственно важному – успокаивать маленьких детей. Постепенно он затихает, крепко обхватив меня ручонками. Что-то вялой улиткой ползет по моей щеке. Я провожу ладонью по лицу, на ней остаются влажные следы… Неужели я плачу?!
Это утро становится самым счастливым в моей новой жизни.
Часть вторая
1
Ноябрь 2000 г.
Еще один поход в издательство, не закончившийся ничем. Еще один укоризненный взгляд матери: «На что ты тратишь драгоценное свободное время?»
И сын, ожидающий дома: «Где ты была, мам?»
И очередной господин редактор в строгих очках:
– Книги – это тот же бизнес. И рынок диктует нам свои законы…
И не только рынок…
Она никогда не была сильной. Странно, что до сих пор она еще барахтается против холодного и сильного течения. Иногда ей кажется, что она стала другой. Та, прежняя, давно бы пошла ко дну. Мутному, темному, беспросветному…
Погруженная в свои мысли, она не сразу поняла, что человек, идущий позади, полностью повторяет ее маршрут. От станции метро, в грязненькую улочку, вдоль чугунной ограды нового «элитного» дома, мимо детского сада, в арку, в переулок… Сердце противно екнуло. Постепенно все звуки: шорох шин, грохот трамваев, лай собак – слились, преобразившись в мерный хруст тонкого льда под подошвами тяжелых ботинок.
Она оглянулась. Мужчина шел за ней на расстоянии десяти—пятнадцати шагов. Она прибавила темп, и сзади тотчас раздалось ускоренное: хрум-хрум-хрум…
«Ек-ек-ек…» – отозвалось в груди.
Она перешла на легкую трусцу, выскакивая из лабиринта дворов на улицу, сумеречную и пустынную.
Хрум-хрум-хрум…
Впереди двигался парень в короткой куртке и кепке с ушками.
– Молодой человек! – крикнула она. – Молодой человек, подождите!
– Это вы Мне? – удивленно спросил парень, обернувшись.