В свою очередь, все это, по мнению А. И. Деникина, было следствием крушения насаждавшейся на протяжении многих поколений идеологии по формуле: «За веру, царя и отечество». Потому что, перво-наперво, к началу XX века пошатнулась веками устоявшаяся религиозность русского народа. «Как народ-богоносец, народ вселенского душевного склада, великий в своей простоте, правде, смирении, всепрощении — народ поистине христианский терял постепенно свой облик, подпадая под власть утробных, материальных интересов, в которых сам ли научился, его ли научили, видеть единственную цель и смысл жизни». Прибывавшая в армию молодежь к религии относилась еще равнодушнее. А казарма, отрывая ее от более уравновешенной и устойчивой среды с ее верой и суевериями, не давала взамен духовно-нравственного воспитания. Казарменные порядки возводили христианскую мораль, религиозные беседы, исполнение обрядов в «обязаловку» и «принудиловку». Посещали церковь — словно исполняли повинность.

Причину падения религиозности в пароде А. И. Деникин связывал с недостатками Русской православной церкви (РПЦ). Многие ее деятели проявляли высокую доблесть и мужество, во в целом она не сумела обеспечить высокую религиозность, создать прочную связь с войсками. Духовные руководители, подчеркивал Антон Иванович, оторвались от парода и превратились в служащих правительственной власти, разделили с нею ее недуги. В войсках голос пастырей замолк с первых дней революции.

Смелая критика РПЦ отвечала действительности. Кризис, поразивший ее несколько столетий до этого, не только не ослабевал, но непрерывно углублялся, а в XVII веке вылился в раскол. Однако косные консервативные руководители не осознавали необходимости реформирования РПЦ. Отказались переходить даже на григорианский календарь, поскольку его разработал Римский папа Григорий XIII (1502–1585), хотя Петр I и ввел своим указом это летоисчисление, по которому давно уже жила вся Европа. В результате все христианские праздники РПЦ отмечает с опозданием. Богослужение совершается на языке, давно забытом паствой. К тому же людям пожилым трудно выстаивать многочасовые проповеди. Пышные одеяния, помпезность украшений, сверкающее золото подавляют и отпугивают бедных и скромных прихожан. Лихоимства, жадность, стяжательство, прелюбодеяния части священнослужителей с давних пор стали объектом осуждения в толще парода. Еще А. С. Пушкин подвергал их беспощадному осмеянию. Ослабление религиозного влияния расчистило площадку для бурного роста социалистических, анархистских, бунтарских, откровенно экстремистских идей.

Вместо того, чтобы критически оценить себя, отцы РПЦ создали атмосферу жесткой непримиримости и нетерпимости к инакомыслию, никому не давая никакой пощады, даже с Л. Н. Толстым, гением русской литературы, стойким приверженцем христианства и его православного направления, не сумели найти общего языка и предали его анафеме, что, между прочим, не только не подорвало его авторитета, но и неизмеримо возвысило в глазах парода. Многие служители РПЦ, распираемые амбициозностью, не видели, что превращаются в генералов без войск.

Пороки РПЦ, отмеченные Деникиным и о которых говорили и до него, продолжают существовать, подрывая ее устои и причиняя непоправимый вред общественному делу. Свято место пусто не бывает. Ныне развитие сект тоталитарного и экстремистского толка и есть попытка заполнить существующий духовный вакуум. Публичное сожжение «еретических» книг, к прискорбию практикуемое РПЦ и сегодня, не помогает делу. В итоге все получается наоборот.

Экстремизм обретает крайние формы, претенциозный патриотизм перерастает в обыкновенный шовинизм и откровенный фашизм.

«Как бы то ни было, — заключал А. И. Деникин свои рассуждения на темы о религии и армии, — в числе моральных элементов, поддерживающих дух русских войск, вера не стала началом, побуждающим их на подвиг или сдерживающим от развития впоследствии звериных инстинктов». Этот глубокий вывод сохраняет свою значимость и по сию пору, обязывает современных религиозных деятелей, государственных руководителей и политиков к его осмыслению, если они действительно хотят извлечь уроки из истории.

Второй составляющей основополагающей формулы, определявшей фундамент самодержавия, являлся царь. Одна из главнейших его опор заключалась в офицерстве и армии в целом. Офицерство верило в своего царя, а гвардейская, дворянская его часть — иступленно, фанатично, с сильным уклоном в сторону черносотенной реакции.

Что касается солдат, по Деникину, то в их среде, вопреки бытующим представлениям, монархическая идея глубоких мистических корней не имела. Но еще меньше они понимали другие формы правления, проповедовавшиеся социалистами разных мастей. В силу консерватизма, привычки «испокон веку», церковных внушений, существующий строй воспринимался ими как вполне естественный и неизбежный. «В уме и сердце солдата идея монарха, — писал Антон Иванович, — … находилась в потенциальном состоянии, то подымаясь иногда до высокой экзальтации при непосредственном общении с царем (смотры, объезды, случайные обращения), то падая до безразличия».

Словом, считал Деникин, в целом настроение армии было в пользу монархии и царствующей династии и его можно было легко поддерживать. Почему же не удалось этого сделать? Да потому, что главными разрушителями идеи стали сами члены романовской династии. В Петрограде и Царском Селе они соткали такую липкую паутину грязи, распутства и преступлений, что правда о ней, переплетаясь с вымыслом, расползлась по всей стране, до самых дальних уголков, разрушая идею монархизма, которую ее ортодоксальные сторонники стремились окружить ореолом величия, благородства и поклонения. Рассказы о Распутине и царице поражали воображение. По сведениям военной цензуры, эта тема стала доминирующей в письмах, отправлявшихся солдатами с фронта. Естественно, вскоре измену связали с Александрой Федоровной. «В армии громко, — свидетельствовал Деникин, — не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настойчивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ея в отношении фельдмаршала Китченера (военного министра Великобритании в 1914–1916 гг. — А. К.), о поездке которого она якобы сообщила немцам… слух об измене «императрицы сыграл огромную роль в настроении армии, в отношении ея и к династии, и к революции». Хотя в последующем Комиссия Временного правительства фактов измены царицы не обнаружила, но слухи сыграли роковую роль.

Русский темный народ, указывал Деникин, еще меньше понимал идею национальной самозащиты. Он втянулся в войну без всякого воодушевления, в силу своей покорности, и не осознавал необходимости какой-то жертвы во имя победы в войне. «Его психология не поднималась до восприятия отвлеченных национальных догматов» (А. И. Деникин). Народ упорно сражался за победу, считая, что поражение в войне повлечет за собой чужую власть немцев, разорение страны, хозяйств, новые налоги и подати. К тому же видел, как офицеры, представители своей власти, вместе с ним или впереди шли в бой и погибали. И это поддерживало в простых людях некоторое доверие к власти в целом. Поэтому, когда в Февральскую революцию громкоголосые агитаторы с большой разоблачительной силой заговорили об «измене», угрозе немецкой оккупации, идея Отечества засверкала новыми гранями.