В обстоятельном письме Деникина Филимонову говорилось: «Милостивый государь Александр Петрович! Трудами и кровью воинов Добровольческой армии освобождена почти вся Кубань. Область, с которой нас связывает крепкими узами беспримерный Кубанский поход, смерть вождя и сотни рассеянных по кубанским степям братских могил, где рядом с кубанскими казаками покоятся вечным сном Добровольцы, собравшиеся со всех концов России.

Армия всем сердцем разделяет радость Кубани. Я уверен, что Краевая Рада, которая должна собраться в кратчайший срок, найдет в себе разум, мужество и силы залечить глубокие раны во всех проявлениях народной жизни, нанесенные ей изуверством разнузданной черни. Создаст единоличную твердую власть, состоящую в тесной связи с Добровольческой армией. Не порвет сыновней зависимости от Единой, Великой России. Не станет ломать основное законодательство, подлежащее коренному пересмотру в будущих всероссийских законодательных учреждениях. И не повторит социальные опыты, приведшие народ к взаимной дикой вражде и обнищанию.

Я не сомневаюсь, что на примере Добровольческой армии, где наряду с высокой доблестью одержала верх над «революционной свободой» красных банд воинская дисциплина, воспитаются новые полки Кубанского войска, забыв навсегда комитеты, митинги и все те преступные нововведения, которые погубили их и всю армию.

Несомненно, только казачье и горское население области, ополчившееся против врагов и насильников и выдержавшее вместе с Добровольческой армией всю тяжесть борьбы, имеет право устраивать судьбы родного края. Но пусть при этом не будут обездолены иногородние: суровая кара палачам, милость заблудившимся темным людям и высокая справедливость в отношении массы безобидного населения, страдавшего так же, как и казаки, в темные дни бесправья.

Добровольческая армия не кончила свой крестный путь. Отданная на поругание советской власти Россия ждет избавления. Армия не сомневается, что казаки в рядах ее пойдут на новые подвиги в деле освобождения отчизны, краеугольный камень чему положен на Кубани и в Ставропольской губернии.

Дай Бог счастья Кубанскому Краю, дорогому для всех нас по тем душевным переживаниям — и тяжким и радостным, — которые связаны с безбрежными его степями, гостеприимными станицами и родными могилами. Уважающий Вас А. Деникин».

Трудно судить, подействовало ли проникновенное деникинское письмо на кубанских правителей или их и впрямь охватили чувства благодарности, или в силу долга, а может, что, наверное, вероятнее всего, их жгучее желание явить себя пароду и добровольцам в роли хозяев, гостеприимных и властных, или в силу этих обстоятельств, взятых месте, но 17 августа они устроили в Екатеринодаре большие торжества. Начавшись на вокзале чествованием Добровольческой армии в лице ее командующего, они затем перенеслись на Соборную площадь, где под палящими лучами жгучего южного солнца с участием духовенства, войск и бескрайнего людского моря состоялось благодарственное молебствие. «И были, — по живописному и образному описанию А. И. Деникина, — моления те животворящей росой на испепеленные смутой души, примиряли с перенесенными терзаниями и углубляли веру в будущее — страны многострадальной, измученного народа, самоотверженной армии… Это чувство написано было на лицах, оно поднимало в эти минуты людей над житейскими буднями и объединяло толпу, ряды Добровольцев и собравшихся возле аналоя военачальников и правителей».

Потом по площади прошли офицерские части, кубанская кавалерия, черкесы. Все загорелые, в приподнятом настроении, в заплатанной и изношенной, но в вычищенной одежде. Присутствовавшие их встречали тепло, трогательно, с любовью. В речах — приветственных, застольных, в законодательном собрании — кубанские правители (Филимонов, Рябовой, председатель правительства Л. Л. Быч и др.) превозносили Добрармию и ее вождей, заверяли их в своей преданности национальной идее. Особенно тепло, в назидание присутствовавшим самостийникам, говорил атаман: «Кубань отлично знает, что она может быть счастливой только при условии единства матери — России. Поэтому, закончив борьбу за освобождение Кубани, казаки в рядах Добровольческой армии будут биться и за освобождение и возрождение Великой Единой России».

На следующий день, 18 августа, в Екатеринодар прибыл М. В. Алексеев. И снова повторились все торжества — в его честь. Опять горячие речи воздавали хвалу заслугам добровольцев.

Отвечая на приветствия, Антон Иванович с умиротворением повсюду высказывал пожелания, «чтобы освобожденная Кубань не стала вновь ареной политической борьбы, а приступила как можно скорее к творческой созидательной работе».

Однако обстановка не предрасполагала к долгим торжествам. Да и взятие Екатеринодара, считал А. И. Деникин, не разрешало ни стратегических, ни политических задач Добровольческой армии. К тому же без лее, видел он, кубанское казачество неспособно к самостоятельной борьбе с большевиками. Это ставило добровольцев перед необходимостью очищения Кубани и всего Северного Кавказа и создания широкого плацдарма с падежными естественными рубежами — Черным и Каспийским морями, Кавказским хребтом. Только создание такой базы обеспечивало Добрармии прямые связи с Белым движением Сибири, с англичанами через Эпзели, с закавказскими антисоветскими новообразованиями. Ближайшей задачей своих войск Деникин считал очищение от большевиков западной части Кубани и Черноморской губернии с центром в Новороссийске, защиту Ставропольского района, становящегося базой большевиков. После этого — всеми силами обрушиться на армию Сорокина, зажав ее между рекой Кубань и горами Кавказа. Одновременно выполнение этого плана обеспечивало независимость существования Дону и Грузии, чего их правители, однако, не понимали.

Не давая войскам расслабиться, уже 18 августа, когда в Екатеринодаре еще шумели торжества, А. И. Деникин двинул две колонны против Таманской группировки большевиков: дивизию генерала Покровского правым берегом Кубани и группу полковника Колосовского (1-й конный, 2-й Кубанский стрелковый полки, батарея и два бронепоезда) вдоль железной дороги на Новороссийск.

Сокрушая упорно сражавшуюся большевистскую Таманскую группировку, Покровский захватил Темрюк, но не сумел предотвратить ее прорыв в сторону Черного моря.

Покровский прорвался к Темрюку, но отважно дравшаяся Таманская группировка большевиков выскользнула из полукольца и устремилась к Черному морю. Колосовский двинулся ей наперерез и 26 августа захватил Новороссийск, по хвост колонны таманцев уже успел покинуть город. Огромная масса людей и лошадей, преследуемая слабыми конниками Колосовского, двинулась по Сухумскому шоссе в направлении Туапсе, сметая на своем пути скудные местные запасы продовольствия и фуража. В советской историографии этот переход именовался походом Таманской армии, а с легкой руки писателя А. Серафимовича — Железным потоком. Деникин стремился покончить с таманцами в горных теснинах, но они, проявляя организованность, с боями пробились от Туапсе к станице Белореченской, а оттуда, сминая заслоны белых, — в район станицы Курганной, где соединились с войсками Сорокина. Но Покровскому, войска которого Деникин развернул на восток, к 20 сентября удалось, громя большевиков, захватить Майкоп. После этого, еще раз повернув на восток к реке Лабе, они приступили к окружению армии Сорокина. Крупные силы были брошены на защиту Ставропольского района.