— Григорий. — Была перед ним Александра Романовна, а остальные её слова утонули в общем крике собравшихся тут людей.

— Слава штурмовой пехоте! Слава бате Оражену! УРА!

Пасмурное небо затягивалось очередными дождливыми вечерними тучами.

На внутреннем дворе императорской резиденции, в одной из беседок под пристальным молчаливым взглядом нескольких высокопоставленных аристократов, которые не решались нарушить воцарившееся тут молчание, сидел канцлер и читал вверенные ему бумаги.

Губы Владимира Михайловича, то и дело слегка кривились то на одну сторону, то на другую, и никто из присутствующих тут властных людей империи не мог пока понять, кривится ли он от злости или улыбается.

— Ну и что вы переполошились? — Наконец-то отложил канцлер листы в сторону и посмотрел на деловитых мужчин, среди которых были как военные, так и коллежские чины. — Словно никогда предсмертную агонию не видали. Нам даже это на руку господа.

Люди слегка непонимающе смотрели на главу тайной канцелярии.

— Ничего не поменялось, — улыбнулся он людям словно волчьей улыбкой. — Сами посудите. Ну, решил Романин не мытьём, так катаньем противится своему недавнему провалу. И что с того? Это просто конвульсии, не более. Его положение от этого не изменится, даже с потугами мелких чиновников. А то, что он от этого ещё и разориться может, так это же хорошо.

Сами же знаете, что полное содержание и ответственность за добровольческий отряд ложится на того к кому он прикреплен, и кто взял над ним шествие. Людей, знаете ли, господа. Кормить, одевать и снабжать оружием надо, да ещё и платить, не меньше чем жалование нижних полицейских чинов, а это в среднем двадцать рублей на брата ополченца в месяц.

Да он смог, как и хотел, прибрать к себе этого безродного Оражена. Очень показательно, — хохотнул Владимир Михайлович. — Ну и что с того? Да этот бастард не лыком шит. Но он кто теперь? Командующий ополчением. В его подчинении не солдаты. Крестьяне да бедняки горожане, что даже на нормальную службу претендовать не смогли. Да бывшие солдаты, что на половину зэки и калеки которых вышвырнули из бравых полков. Это сброд господа. И дай ты им хоть ружья хоть пушки. Они останутся сбродом, и пушечным мясом.

Их там по заявке на комплектацию чуть меньше тысячи. А знаете, почему их там так много в такой короткий срок? Так я вам отвечу. Романин от страха за свою шкуру назначил жалование рядовым в пятьдесят рублей, и боевые ещё. Если он раньше не помрёт, то точно разорится. А когда платить будет нечем, то и эти бравые вояки разбегутся по своим норам, конечно если будет, кому разбегаться.

Поймите, — посмотрел он на аристократов. — Так даже лучше. Можно будет обвинить его в смерти героев из простого народа, которые вверили ему свои жизни, а он их положил на заклание.

— Ваше превосходительство. А как с этим быть? — Протянул полный мужчина в тёмно коричневом костюме газету канцлеру.

Владимир Михайлович принял газету и, развернув ее, скривился, смотря на первую страницу, после чего отложил её в сторону, а на первой полосе которой, была надпись:

— «Добровольцы идут на фронт. Князь Романин, поддержал добровольный отряд Оражена».

В ресторане звучала громкая музыка, и было, как всегда, многолюдно. Народу было настолько много, что по залу можно было иногда проходить только чуть ли не боком, огибая и протискиваясь между собравшимися гостями этого места.

Это был последний вечер, перед тем как отец Александры Романовной должен был отправиться на фронт на назначенное ему военным штабом место.

Также и Григорий, который приехал в Петербург вместе с ними из своего, как оказалось лагеря подготовки солдат, ведь назвать тех людей ополченцами у Александры язык не поворачивался, должен был отбыть на фронт.

Выйдя из дамской комнаты, Александра пошла обратно туда, где находился её отец и брат, как внезапно столкнулась с кем-то плечом.

Слегка развернувшись от столкновения девушка повернула голову на того с кем не разошлась в коридоре, и первое, что она увидела, были два словно блеснувших глаза.

— Прошу великодушно меня простить, — слегка склонился пожилой мужчина в чёрном костюме. — Много выпил и так спешил в мужскую комнату, что не заметил вас. Ещё раз прошу принять мои искренние извинения.

Александра ещё раз моргнула и, кивнув в знак согласия, сделала шаг в сторону зала, а пожилой человек пошёл в направлении уборных комнат, вот только стариком он был только для Александры.

Пройдя пару шагов, княжна внезапно изменила направление, и вместо того, чтобы пойти к отцу и брату, зашагала уверенно в сторону выхода из зала, а потом и из самого здания.