Мать улыбнулась дочке, а директор, встав с кресла, произнес:

– Лиза, подождите еще чуть-чуть, я скоро.

Его теперь мягкий голос резко разнился с тем, которым он говорил с просителем, женщина еще раз улыбнулась и вместе с дочерью вышла из кабинета.

Едва за ними закрылась дверь, лицо директора окаменело, и он, постепенно повышая громкость, начал говорить:

– Это не ваше дело, гражданин хороший. Вы кто? Похоже, никто. Этому пятну ничто не может помочь в современном мире, тем более шарлатан…

– Я не шарла…, – заикнулся было проситель, но директор не слушал его.

– … который никому не известен. Я прошел академиков, лучшие клиники, предлагал огромные деньги, никто в современном мире не дает никаких гарантий, – и, видя, что посетитель пытается что-то сказать, громогласно завершил, – убирайтесь отсюда и никогда не показывайтесь в моей фирме, иначе я найду способ упечь вас в психушку, хотя бы на время судебного разбирательства. Я все сказал. Вон!

– Зачем вы так, – негромко и печально произнес незнакомец и, резко развернувшись, покинул кабинет разгневанного директора.

Инна Владимировна плохо спала в эту ночь: перед ее глазами стояло какое-то размытое лицо негодяя-просителя, которому она прочила то все кары небесные за пережитое и животный ужас за своего Ромку, то, напротив, желала всяких благ, потому что он пугал в основном-то ее, а мальчику, принципиально, не причинил никакого вреда: он ничего не помнил, никаких последствий лихорадки не наблюдалось, он с аппетитом съел ужин, был весел и, по обыкновению, весьма говорлив. Под утро она забылась коротким, но весьма кошмарным сном. Ей снилось, что она летит голой с распущенными волосами, сидя на метле, через какой-то клубящийся черный туман, а за ней гонится дракон с невыразительным лицом, похожим на лицо просителя-негодяя, и периодически изрыгает языки пламени. Они обжигают кожу на спине Инны, она сморщивается, грубеет, но к следующему изрыганию полностью восстанавливает свою эластичную структуру. Внезапно один из языков пламени охватил все ее тело, она потеряла скорость, перевернулась вниз головой и начала с ускорением падать в некое черно-малиновое бездонье. Пробуждение стало избавлением. Тяжело дыша, покрытая каплями пота, с ощущением сердцебиения, Инна села в кровати, рядом сладко посапывал, ничего не подозревавший и полностью забывший вчерашний день, Олег. На часах было пять часов утра. Инна решила пройти на кухню и порадовать своих ненаглядных вкусным завтраком. Она накинула халат и тихонько проскользнула на кухню, села на табурет. И тут все силы, которые держали ее в напряжении последние часы, внезапно исчезли, и Инна горько навзрыд заплакала. Слезы унесли напряжение и разбитость, приступ рыданий быстро прекратился, и Инна стала самой собой, почти такой же, как и всегда. Приготовив завтрак, она привела себя в должный вид, оставила записку своим мужчинам и вышла из дома. В половине восьмого утра она уже была в своем кабинете и, прежде всего, занялась оформлением разрешения для просителя-посетителя. В девять утра тот появился в кабинете; Инна Владимировна, сгорая от нетерпения закончить эпопею с клиентом, машинально поздоровалась и протянула ему оформленную бумагу. Проситель, заметив состояние начальницы отдела, поблагодарил ее и вышел в приемную. Инна, стоя за столом, хотела было спросить его о чем-то важном, но, оглядевшись по сторонам, просто села в рабочее кресло. Как только посетитель шагнул за порог, она напрочь забыла все перипетии вчерашнего дня, свои волнения и переживания, и самого просителя, и переданную ему бумагу. Словно и не было этого ничего.

А виновник всех событий в жизни семьи Инны Владимировны вышел из административного здания.

Проблема ремонта арендованного помещения не разрешилась в спокойной и адекватной форме, надо было искать кредит. Куда податься? На соседней улице проситель встречал здание какого-то «Банковского заведения» и решил попытать счастья в этом месте.

Попасть к начальнику, который, в конечном итоге, и решал все вопросы с кредитованием в «Банковском заведении», оказалось очень просто, что не могло не насторожить даже такого несведущего человека, как проситель. Однако, доброжелательное, почти родственное (в хорошем понимании этого слова) отношение сотрудников, открытое, приветливое лицо начальника и его крепкое рукопожатие сделали свое дело – клиент поверил в удачу. Но, когда речь пошла о кредите, ощущение, что «это я удачно зашел», начало блекнуть, потому что банки и ростовщики не верят словам, они требуют нечто весьма материальное, ибо это вещественное, при определенных обстоятельствах, можно изъять в свою пользу. Проще говоря, нужно было реальное подтверждение платежеспособности клиента, ибо в бездонную бочку кидать денежные бумажки никто не собирался. У просителя не было никаких вещественных доказательств того, что кредит будет когда-либо выплачен. Клиент имел только паспорт и собственное тело, которое и заложить было невозможно.

Василий Васильевич Инаков, недавно назначенный на должность директора «Банковского заведения», постарался донести свою мысль до просителя. Внимательно и даже как-то задумчиво выслушав последнего, он произнес:

– При всей моей уверенности в том, что вы – это вы и есть, при всем моем благожелательном к вам отношении, при всей моей вере в то, что вы – простите, – порядочный, ответственный, честный человек – это не может служить достаточным доказательством, что так все и обстоит на самом деле. Вы же отлично сознаете, что мы живем в жестком реальном мире, где ценятся, прежде всего, материальные предметы, а уж в финансовой сфере и подавно. Банки потому и стоят прочно, что могут давать в долг и потом эти долги возвращать с явной прибылью. Приведите хотя бы одно веское доказательство – я самолично прикажу тут же выдать вам кредит.

– С вещественными доказательствами у меня слабовато, проще говоря – совсем никак. Но у меня есть честное слово, есть реальная возможность заработать достаточно средств, чтобы расплатиться со всеми, кто поверит этому честному слову. А, впрочем, позвольте задать вопрос личного характера.

– К сожалению или к счастью времена рыцарского честного слова канули в Лету, теперь даже между близкими людьми существуют всякого рода расписки о получении денег. А вопрос задавайте.

– Как давно у вас с рукой?!

Василий Васильевич улыбнулся формулировке вопроса: не «что у вас с кистью», не «где вас так угораздило», а нейтрально о времени данной ситуации. Он уж давно привык к тому, что кисть его левой руки жизнеспособна, но не активна.

Все произошло в далеком шестилетнем возрасте, когда маленький Васек, скатившись со снежной горки, резко свернул в сторону от проторенного пути и напоролся на острый штырь скрытой снегом арматуры, раздробившей кости, порвавшей мышцы и нервы. Спасти кисть удалось, но функцию восстановить – нет. Теперь это была просто декоративная часть тела в виде сухого, почти детского, полусогнутого кулачка. С этим ему пришлось жить после шестилетия. Увечье приучило его за прошедшие годы и к любопытству людей, и к их склонности задавать вопросы, и к терпимости. Поэтому Василий Васильевич ответил просто:

– Зимой исполнится тридцать лет.

– Давно, – произнес незнакомец. – Должен вас покинуть. Завтра я зайду с утра, если вы позволите, возможно, я представлю вам доказательство своей платежеспособности.

Он встал, пожал протянутую руку директора банка и ушел.

Василий Васильевич подумал о том, что проситель больше не вернется, что он из тех субъектов, которые разводят богатеньких «Буратин», но все поведение просителя, его разговор, его манеры указывали и на то, что он может принадлежать к вымершему сословию рыцарей чести, рыцарей без страха и упрека. Делать, правда, в нашем мире им уже давно нечего.