Шрифт:
Боротынцев посмотрел на Колю бесцветными глазами, ответил после долгой, секунд десять, паузы:
– Ерунда. Да и что они вообще видели?
– Руку. Руку, торчащую из земли.
– Правую!
– воскликнул эксперт.
– Правую руку! А перстень был на левой.
– Ах, вот оно что.
– То-то и оно, - сказал Боротынцев.
– Вот оно все и совпало: и рост...
– А как можно определить рост безголового тела?
– спросил Обнорский.
– В анатомическом строении тела, господин журналист, - назидательно сказал Боротынцев, - есть железные закономерности и пропорции. Если нет патологии... А Горделадзе обладал правильным телосложением... Вычислить длину тела не представило большого труда. Я это сделал без калькулятора. На листочке бумажки. В столбик. И получил искомые сто девяносто шесть сэмэ... плюс-минус. Вам все понятно?
– Пожалуй. А отпечатки пальцев у трупа сохранились?
– Нет. Для идентификации категорически непригодны.
– Что-то еще приметное есть?
– спросил Андрей.
– Есть, господа, есть! Еще и как есть!
– сказал эксперт таким голосом, что стало ясно: действительно есть.
– Что же?
– спросил Обнорский после паузы. Боротынцев тоже выдержал паузу, потом сказал:
– Труп пролежал в земле совсем недолго - два-три дня. Максимум. А скорее всего - не более суток.
– Почему? На чем основывается ваш вывод?
– Потому что он, можно сказать, стерилен. В нем нет никаких личинок насекомых!
– торжественно произнес эксперт.
– Ну и что это означает?
– Неужели непонятно, что это означает? Характер гнилостных изменений дает - как минимум!
– месячный "возраст" трупа. Даже с учетом возможной химобработки с целью искусственного "старения". А на теле ни одной личинки! Так, господа, не бывает. Если тело хранится в земле, на нем обязательно откладывают личинки насекомые. Тело хранили где-то в другом месте. Причем хранили в герметичной упаковке... Вот именно об этом мне велели молчать.
– А кто, Дмитрий Исаич, велел вам молчать?
– снова спросил Андрей.
Эксперт посмотрел на него ехидно, пьяновато и погрозил пальцем.
– К Затуле, - сказал он, - к Затуле! Все вопросы к ней.
– А почему к ней?
– Потому что к ней. Я все сказал и больше не скажу НИ-ЧЕ-ГО. Понятно вам?
– Понятно. А хоть на труп-то можно взглянуть?
– Нельзя.
– Да бросьте вы, Дмитрий Исаич. Вы так интересно рассказывали! Можно нам взглянуть на труп?
– Нельзя, господа, нельзя. Нету у меня трупа.
Повзло и Обнорский переглянулись.
– Простите, - сказал Андрей.
– Простите, а где же он?
– Изъяли вчера. Увезли. А руку забрала Затула.
Коля Повзло приоткрыл рот. Боротынцев захохотал.
* * *
Когда они вышли из помещения морга, было им немножко не по себе. Сверкало солнце, и плыли в небе белые завитки облаков. Грелся на скамеечке толстый рыжий кот, косил сонным глазом. Все вокруг было тихо, мирно и безмятежно. Теплый ветер слегка шевелил ветви деревьев... за белой кирпичной стеной морга, в облаке тяжелого трупного запаха, сидел сильно нетрезвый человек в несвежем халате. Только что он рассказал такое, от чего волосы могут встать дыбом.
* * *
– ...А руку забрала Затула.
Повзло приоткрыл рот. Боротынцев захохотал. Обнорскому хотелось схватить эксперта за ворот халата, тряхнуть и спросить: "Что ты мелешь? Что ты несешь, трупорез? Какую руку?! Какую, к черту, руку забрала Затула?.." Он сдержался. Он закурил и спросил:
– Простите, Дмитрий Исаич, я не понял. Какую руку забрала Затула?
– Правую. Правую руку забрала.
– Зачем?
– На холодец, - ответил эксперт и снова захохотал. Андрей и Коля переглянулись: белая горячка? А черт его знает!.. Желание тряхнуть эксперта или врезать ему по "персональному компьютеру" стало еще сильнее. Обнорский затянулся и сказал:
– Честное слово - ничего не понял. Объяснитесь, Дмитрий Исаич.
И Боротынцев "объяснился": он тоже долго не понимал, что труп принадлежит Горделадзе. Труп и труп. Не первый и не последний. Их каждый день на Украине десятками находят... Зарезанных, зарубленных, застреленных! А сколько самоубийц вынимают из петли - вы знаете? А сколько дохнет наркоманов? А сколько каждую зиму замерзает бомжей и беспризорников?.. То-то, р-р-расследователи! Мать вашу! Сидите в сытеньком Киеве... пардон, в Москве... пардон, в Питере... а впрочем, какая на х... разница?! Сидите в своих столицах и ни хера вы не понимаете. В политику все играете. А политика-то вся к одному сводится: кто к пирогу дорвался, тот и отрезал себе кусок. Другим - шиш. Другим - хер смачнi. Сторонiм вiзд заборонено... А Бунчуки, Лазаренки, Тимошенки все воруют, воруют... Все тащут, бляди.
Алкоголь уже давил на мозг эксперта стопудовой тяжестью, речь сделалась неровной, временами бессвязной. Паузы между фразами становились все длинней. Обнорский и Повзло слушали этот монолог отстраненно. К теме, которая привела их сюда, "поток сознания" Боротынцева не имел никакого отношения...
Ломая спички, эксперт долго прикуривал. Прикурил наконец и поднял глаза на Обнорского.
– Горделадзе!
– сказал он.
– Горделадзе...
Конечно, сначала он не связал голого, безголового мертвеца с киевским журналистом... труп и труп. И даже перстень не подтолкнул его к этой мысли. И кулончик найденный не подтолкнул. Случайно вдруг в голове вспыхнуло... потом, через день! Сидели вечером с Панасом... Панас Игоревич - главврач местный... сидели, выпивали, зашел разговор о Горделадзе... сейчас все говорят о Горделадзе... И - как вспыхнуло в голове: вот! Вот оно - срослось все! Я враз вспомнил ориентировку. Панаса Игоревича бросил, побежал в морг...