Сикстену Бейлу доставляло особое удовольствие наблюдать за страданиями несчастных узников. Каждый измученный вздох, каждое лицо с болезненными нарывами, каждые пустые глазницы и посиневшие конечности – все это наполняло Бейла энергией, заряжало его и взбадривало лучше любого известного наркотика. Бейлу даже не нуждался в женщинах – чужие муки и страдания заменяли ему плотские утехи.

В один из дней Верховный протектор – так официально звучала должность Сикстена Бейла – решил немного расслабиться, и для этого он направился в тюрьму. Для разъездов, которые требуют покинуть резиденцию, Бейл всегда брал с собой свою охрану – двое крепких громил, облаченных во все черное, с тяжелыми автоматами наперевес. Хоть правитель и понимал, что страх и непререкаемый авторитет, который вызывала его фигура, сами по себе являются охраной, он всегда окружал себя дополнительной защитой, чтобы усилить и без того сильное впечатление.

Правитель прибыл в тюрьму. Услужливые надзиратели распахнули перед ним огромные врата с ржавыми цепями, и Бейл вошел внутрь. Винкуллы представляли собой темные коридоры, длиною в несколько километров. Потолки в коридорах быль столь высоки, что невозможно понять, где они кончаются – их окутывала беспросветная тьма, создавая ощущение безвездной ночи. В слабым синеватом освещении, исходящем от пола, отражались толстые решетки, покрытые трупным наростом несчастных, годами умиравшими в этих камерах. Запах здесь был просто непереносимым. Противогазы были одеты на всех – черные на стражниках тюрьмы и охранниках Бейла, синие на надзирателях и должностных лицах, белые – на обслуживающем персонале. Без защиты дыхательных путей находились только заключенные и сам Бейл. Он в противогазе не нуждался – ему служили таблетки, сделанные на заказ и защищавшие от смрада. Ему их прислал Йоханн Шелтер, главный консул Паксбрайта в знак "длительного и плодотворного сотрудничества Синистера и Паксбрайта". Бейл терпеть не мог ни Паксбрайт, ни его научные открытия. Из всех гостинцев, присланных Шелтером, только таблетки, заглушающие запах, полюбились протектору.

Бейл прохаживался вдоль коридора и вглядывался в лица узников, находившихся по ту сторону решетки. Те стояли на коленях перед ним с выражением глубокого почтения своему диктатору. В другой позе перед Бейлом стоять запрещалось – за это сурово наказывали. Правитель прижимался к решеткам и втягивал ноздрями отвратный запах, который он не мог почувствовать. Ох, насколько это же сладостно – упиваться чужими страхами и страданиями, которые превращали воздух Винкулл в почти материальный липкий холод.

Бейл подолгу всматривался в лицо каждого из узников. Протектор посещал Винкуллы раз в месяц, но иногда и два, и три, и даже пять – посещал всякий раз, когда испытывал потребность в маленьком празднике. И всякий раз лица узников были разными, но всегда похожими. У всех были впалые щеки, бледные как у скелетов руки, грязные спутанные волосы и следы неведомых болезней на истощенных телах. В камерах вдоль стен возвышалась бесформенная гора мертвых тел – с каждым новым визитом Бейла гора значительно увеличивалась в размерах. Основания горы составляли разложившиеся тела, у некоторых из них не хватало конечностей – голод доводил некоторых заключенных до безумия… Бейл всегда смотрел с симпатией на безрукую и безногую падаль – чьи-то каннибальские наклонности не могли вызвать у Бейла ничего кроме как симпатии.

Бейл осмотрел камеры по левую сторону от себя, развернулся и стал осматривать сторону правую. В правом отделении находились те, кто попал сюда совсем недавно, поэтому их внешний вид гораздо больше походил на человеческий, чем у товарищей по несчастью напротив. "Свежие" узники стояли на коленях и прикрывали носы ладонями – к мерзкому запаху покасложно привыкнуть, но для этого у них, разумеется, будет уйма времени. Взгляд Бейла стал внимательнее – надзиратели понимали, что это означает. Сейчас Верховный протектор будет выбирать тех, кто отправится с ним в Сикстентбург.

– Мне нужно шестеро заключенных, – наконец сказал Бейл. Голос был холодным, прорезающим воздух, что-то веющее в нем внушало ощущение безнадежности. – Три женщины, молодые. И дети – тоже трое. Мальчики.

– Вы уже выбрали? – осторожно спросил надзиратель.

– Нет, – ответил Бейл. – Поручаю выбрать вам. Я буду ждать на улице. У вас ровно пять минут. Постарайтесь, чтобы они мне… понравились.

Протектор и его стража направилась к выходу. Надзиратель открыл двери камеры и вошел внутрь.

Спустя три минуты надзиратель вывел на улицу шестерых узников. Они щурились при виде дневного света, от которого успели отвыкнуть в тюрьме. Их тощие руки и ноги обвивали кандалы с ржавыми цепями. Обессиленым узникам тяжесть кандалов была непомерной, они облокачивались друг на друга и еле-еле перебирали ногами при ходьбе. Бейл оценивающе взглянул на женщин и детей.

– Неплохо… – Бейл посмотрел на цифры, высеченные на лбу надзирателя, – 21313, совсем неплохо. Вкус у тебя есть. Не такие… хилые. В прошлый раз совсем кошмарные были. Ты сохранил свою должность, 21313.

21313, чей нумерованный лоб покрылся испариной, облегченно вздохнул и подобострастно поклонился.

– Займитесь пленниками, – велел Бейл своей охране. – Мне надо выспаться.

Стража усадила до смерти испуганных узников в трюм корабля. Протектор забрался на капитанский мостик, закрылся в своей каюте и мгновенно уснул. Чувство блаженного предвкушения наполняло сердце Бейла – если слово "сердце" было уместно по отношению к Бейлу.

День 2. (23.10.121 э.С.)