— Только теперь я до конца осознал свою ошибку, — проговорил Беркутов, с сожалением глядя на Карабанова.

— Какую ошибку? — не понял тот.

— Зря спасал тебя, нахала. Теперь бы не краснел перед высоким начальством.

В это время в комнату вошла хрупкая миловидная и ясноглазая женщина, неся поднос с тремя чашками кофе.

— Здравствуйте! — Она приветливо улыбнулась. И Дмитрий понял, что в этом доме проживают счастье и согласие.

— Моя жена — Дина Дмитриевна, — представил её Рокотов.

Дина Дмитриевна поставила поднос на журнальный столик, спросила:

— Может быть, кто желает поужинать?

— Нет-нет, спасибо, Дина Дмитриевна, не беспокойтесь. Мы сыты, — ответил Беркутов и грозно посмотрел на Карабанова. На этот раз тот не рискнул своевольничать.

Рокотова ушла, а они стали пить кофе. Когда чашки были выпиты, раздался звонок в дверь. Полковник пошел открывать. Вскоре в комнате появился Иванов.

— Привет честной компании! — Он протянул руку сначала Карабанову, затем Беркутову. Пожимая руку Дмитрия, заботливо спросил: — Как поживают твои приятели?

— Какие приятели? — машинально спросил он, но тут же понял, что попал в ловко расставленный Ивановым капкан.

— Как — какие?! — делано удивился Сергей Иванович. — Что проживают на Владимировской 1 "А", естественно? Как их драгоценное здоровье?

Барабанов громко и несимпатично хмыкнул. Он, как, впрочем, и все в Новосибирске, знал, что по этому адресу находится психиатрическая больница.

— Спасибо, не жалуются. «Так бы жил любой». Кстати, передавали вам, господин генерал, привет. Жаждут вновь увидеться, — нанес в ответ Беркутов блошинный укус.

— Не дождутся. Так им и передайте, когда будете там в очередной раз. — Иванов внимательно посмотрел на Дмитрия, печально вздохнул. — По всему, скоро уже.

— Один ноль в вашу пользу, — констатировал Дмитрий. — Мне шеф постоянно говорит — как я с моим характером дослужился до звания майора. На что я резонно отвечаю: «Дослужился же Сергей Иванович до генеральских лампасов. А чем я хуже?»

Услышав про генеральские лампасы, Карабанов вновь запрял ушами, будто заяц. Ему стало страшно и жутко от той высоты, на которой он, вдруг, по воле случая очутился.

— Ты лучше, майор, — авторитетно заявил Иванов. — Потому, что нахальнее.

Беркутов рассмеялся и поднял руки, давая понять, что прекратил всякие попытки к сопротивлению. Обратился к Рокотову:

— Вы слышали, господин полковник, авторитетное мнение господина генерала? Поэтому, прошу в дальнейшем прекратить мою дискриминацию лишь по признаками моего характера. У господина генерала он нисколько не лучше.

— Иванов — исключение из правил. А всякое исключение лишь их подтверждает, — ответил Рокотов.

— Интересненькое дельце! — «возмутился» Дмитрий. — У вас какая-то странная, если не сказать больше, логика. Для своего кореша вы делаете исключения, а для своего подчиненного — нет.

— Каков нахал! — восхитился Иванов. — Но только, Володя, похоже, что он прав и заслуживает присвоения звания подполковника.

— Только через мой труп, — безапелляционно заявил полковник.

Карабанов все это время удивленно лупил глаза на присутствующих, переводил их с одного на другого и все никак не мог врубиться — что же происходит? Как могут такие люди вести себя, как совершенно нормальные, обыкновенные, подкалывать друг друга и все такое?

— Это вы, молодой человек, собирались сообщить нам что-то интересное? — обратился к нему Иванов.

— А? Ну да, — кивнул Борис.

— В таком случае, мы вас внимательно слушаем. — Сергей Иванович повернулся к Беркутова. — А вам, Дмитрий Константинович, я предоставляю лишнюю возможность прогнуться перед начальством — садитесь за машинку и записывайте показания.

После рассказа Карабанова и оформления протокола, Иванов сказал:

— Есть предложение обсудить ситуацию.

Дмитрий достал из кармана ключи от «Мутанта», протянул их Борису.

— Подожди меня в машине. Да не вздумай удрать. В следующий раз спасать не буду.

После ухода Карабанова Иванов медленно взад-вперед прошелся по комнате, раздумчиво проговорил:

— Значит, вновь высветился этот театр? Не нравится мне все это, ребята. Очень не нравится. Что-то странное с ним происходит.

— С кем? — не понял Рокотов.

— С театром, Володечка. С театром. Люблю театр я, но странною любовью. Ага. Мне кажется, что он настолько болен, что требует срочного хирургического вмешательства.