Рейвен смотрел на него твёрдо и спокойно.

— Яд действительно принадлежал мне, но был украден из моей лаборатории. Эмма Бартон ассистировала мне в исследованиях. Она страдала от редкого недуга, и я работал над антидотом, который мог бы ей помочь. Но всё пошло не так, как я планировал.

— Ваши слова звучат убедительно, но они не несут в себе доказательной силы, — строго произнёс Горацкий, его взгляд прошёлся по залу. — Почему вы не сообщили об этом на следствии? Где доказательства того, что яд был украден?

— Я понимаю ваше недоверие, но я сам был шокирован случившимся. Не мог представить, что Эмма могла допустить такую роковую ошибку. Возможно, она перепутала флакончики, — предположил Рейвен. — Один из них содержал уникальные ингредиенты для антидота, другой — яд.

В зале повисла напряженная тишина. Лица судей отражали смесь сомнения и сочувствия.

— Эмма была одержима идеей найти лекарство. — продолжил Рейвен. — Ее болезнь, толкала её на необдуманные действия, но я не мог предвидеть такого развития событий.

— Ваша версия не подтверждена доказательствами, — скептически отметил Горацкий.

В этот момент в зал вошли два новых свидетеля: Таргор Чернорог, завхоз университета, и Амброзий Филидориус Калебрат, коллега Рейвена.

Таргор, нервно почёсывая рог, начал свидетельствовать:

— Я видел, как Эмма Бартон не раз покидала лабораторию профессора Верминуса поздно вечером, весьма озабоченной.

Амброзий Филидориус Калебрат подтвердил его слова:

— Эмма действительно казалась поглощенной своими исследованиями. Она отказывалась от помощи и была замкнута в последнее время.

Адвокат Рейвена вступил в разговор:

— Эти свидетельства только подтверждают, что Эмма самостоятельно проводила эксперименты. Разве это не может указывать на то, что она случайно отравилась, пытаясь собственнолично найти лекарство?

Горацкий, не теряя бдительности, возразил:

— Ваша аргументация заслуживает внимания, однако она не снимает ответственности с Рейвена Верминуса. Он должен был контролировать доступ к опасным веществам в своей лаборатории.

Зал суда наполнился многоголосым шепотом, отражая смешанные чувства собравшихся: сомнение, сочувствие и требование справедливости. Судьи, наблюдая за происходящим, казались безмолвными статуями, осмысливающими каждое слово.

— Не могу не отметить, что обстоятельства этого случая действительно поражают своей двусмысленностью, — вмешался один из адвокатов Рейвена, его голос был спокойным и взвешенным. — Много уважаемый суд должен рассмотреть все аспекты, прежде чем вынести окончательное решение.

Верминус, стоящий на возвышающейся платформе, смотрел на судей с надеждой.

— Ваша Честь, — возразил Горацкий, — мы должны быть осторожны, чтобы не упустить из виду ясные улики в пользу неподтвержденных домыслов. Хоть обвинения и тяжелы, но факты говорят сами за себя. Яд из лаборатории профессора Верминуса был найден в организме Эммы Бартон. Он имел доступ к этому яду и знал, как его использовать. Мы имеем свидетельства, подтверждающие, что Эмма проводила много времени в его лаборатории. Не указывает ли это на определенные выводы?

Второй адвокат Верминуса поднялся из своего кресла:

— Я призываю суд учесть возможность ошибки или недоразумения. Мы не можем игнорировать, что профессор Верминус был наставником и другом для Эммы. Неужели он мог нарушить это доверие таким трагическим образом?

— Другом? — с ироние спросил Горацкий, — Возможно, Вы ошиблись в терминологии? Нам всем известно, что они были любовниками.

Ехидный шепот наполнил зал, присутствующие обменивались взглядами, полными ужаса и недоверия. После паузы Горацкий продолжил:

— Профессор Верминус — хладнокровный манипулятор, использующий своё положение и знания для сокрытия незаконных исследований за счет жизни молодой девушки.

Адвокаты Рейвена тут же вмешались:

— Это лишь теория без прямых доказательств связи Верминуса с смертью Эммы. У вас есть только предположения и догадки.

— Предположения основаны на вещественных уликах, — возразил Горацкий, указывая на флаконы и записи из лаборатории Верминуса. — Как иначе объяснить наличие яда у Эммы? Кто мог подготовить и предоставить ей такое смертоносное вещество, кроме профессора Верминуса?

Атмосфера в зале становилась всё более напряжённой. Судьи, казалось, с каждой минутой всё сильнее склонялись к стороне обвинения. Бремя доказательства невиновности лежало на Рейвене, и оно становилось всё более неподъёмным.

Горацкий, окинув взглядом возвышающуюся платформу, медленно подошёл к ней и, устремив взгляд на Рейвена, тихо спросил:

— Стоит ли мне сегодня упомянуть о ваших связях с контрабандистами профессор, или мы завершим этот театр трагикомедии немедленно?

Рейвен, глубоко вздохнув, отрицательно покачал головой и молча кивнул одному из адвокатов. Тот встал и произнёс: