В дверь постучали условным стуком — девчонки, наконец-то! Ввалились взъерошенные, что-то начали рассказывать, перебивая друг друга. Женька побежала на кухню делать капучино: запах свежемолотого кофе — кого он не успокоит!

Она еще утром накрыла столик в Розовой комнате — они в кафе «Заря» разделялись по цвету: Розовая для завтраков, Голубая и Зеленая — для обедов, ужинов и корпоративных вечеринок. Конечно, в начале 90-х никаких строительных материалов еще не было. Цветовая гамма создавалась непросто — хорошо хоть, зеленая краска всегда была в достатке (все коридоры в городских школах до сих пор этого тяжелого травяного оттенка). Женьке пришлось долго колдовать, перемешивая ее с белой. То же самое и с синей краской — целая банка ушла только на эксперименты, чтобы получить нежно-голубую. Красную и желтую прислали из Польши — шли по цене хорошего армянского коньяка! Эти цвета были нужны, чтобы получить розовый и добавить зеленому лимонный оттенок.

Сегодня — другое дело: в Розовой комнате две стены оклеены итальянскими тиснеными обоями, а третья, напротив окна, покрыта панелями из новомодного полупрозрачного пластика, преломляющего дневной свет в розовый… И конечно же, огромные зеркала, чтобы визуально расширить пространство. Голубая и Зеленая выполнены в более консервативном стиле. На окнах тяжелые плюшевые портьеры, скрывающие неприглядный вид во двор, и никаких стульев — только мягкие кресла и диваны…

Рассказывать начала Лера, которая, судя по всему, и была очевидцем произошедшего вчера вечером. Она жила прямо напротив здания СБУ[3] на улице Советской, в одном доме и в одном подъезде с родителями Женькиного бывшего мужа, — они же и помогли ей сюда вселиться, когда она вернулась с долларами из Ливии.

Свекр со свекровью гостили у сына в Якутске — он так и остался там после развода. Честно посылал «северные» алименты, отступился от квартиры — плата за измену… Родители уехали — и слава богу, — как бы она бегала на Советскую их проверять? У свекрови проблемы с сердцем: в любую минуту может понадобиться «скорая». А там вокруг дома и в СБУ черт знает что творится!

Но еще удачнее, что дети увязались за бабушкой и дедушкой на весенние каникулы. Сначала Женя была против: чего они будут болтаться там у отца — лучше пусть в кафе помогают. Но когда сын отрапортовал, что отец нашел ему работу на лето и он хочет на практике понять то, что он будет учить в теории, ей было нечего возразить. Сын собирался поступать в Институт нефти и газа — он земными недрами интересовался с самого детства и места разломов на тектонических плитах знал наизусть. Куда бы они ни ездили — первым делом проверял место на возможность землетрясения…

Дочка же, развитая не по годам одиннадцатилетняя девица, так умело, со слезами на глазах, притворялась, что истосковалась по папочке, так убедительно говорила о недостатке мужского влияния в ее воспитании, что Женька скрепя сердце согласилась отпустить и ее.

…Лера наслаждалась капучино. Как эта расторопная Женька ухитрилась заплатить за итальянскую кофейную машину — одному богу известно… Вообще — кто бы мог подумать, что у нее откроются способности к бизнесу? Такая правильная была, отличница, даже в комсомоле немного побыла…

Лера с Женькой — с первого класса в одной школе, а потом вместе перешли в другую, в спецкласс по математике. Кому нужна эта математика сейчас? Женьке — считать разбитые кофейные чашки? Или ей, Лере, врачу-анестезиологу, — сколько кубиков лекарства ввести? Впрочем, как говорила бабушка, знания на носу не висят и образование — это самое важное, что остается с человеком. Эту же мысль Лера старалась внушить сыну, и ее труд — уроки английского, на которые она его таскала и в дождь, и в снег, и в жару; кубок Украины по гимнастике — опять же в любую погоду, ну и золотая медаль, — все это помогло ему поступить в американский университет.

Конечно же, больше всего помогли доллары, которые Лера заработала в Ливии. Ливия многое дала и ей самой: и бесценный опыт, и английский язык, и роман — ее тяжелая любовь, — как говорят по-английски, «toxic relationship», — конечно же, с хирургом, единственным хирургом в их бригаде. Так же спокойно, как он разрезал скальпелем кожу пациента в ходе операции, он исполосовал ее сердце… К счастью, она смогла с этим покончить… Три долгих года ушло на реабилитацию. Даже после самой тяжелой операции человеку нужно в два раза меньше, чтобы восстановиться…

Но теперь в жизни Леры наступила благополучная полоса. Высокая голубоглазая блондинка — чем не Мэрилин Монро? — она вдруг была вознаграждена любовью легкой и красивой, — кто бы мог подумать, что такое бывает! Цветы, подарки, шампанское, поездки в Крым… Всё, как в мыльной опере, но настоящее, — она точно знала, что настоящее. Самым настоящим и желанным был Юрочка, ее муж, — уже год как по бумажке, а два — по жизни, и с каждым днем она влюблялась в него всё больше и больше.

Лера зажмурилась, вспомнив теплые руки Юрочки и представив, как он берет в ладони ее лицо и говорит: «Доброе утро, красавица моя!» — каждое утро, каждое утро теперь, когда они официально съехались и просыпаются в одной кровати…

Прошлой ночью они вернулись из Варны, куда ездили на недельку отдохнуть от Майдана[4]. Победа — ее нужно было отпраздновать! Но как только они вернулись домой в Луганск, праздничное настроение испарилось. Город бурлил: повсюду прокламации, митинги, толпы каких-то сомнительных личностей, на вид — просто бомжи или уголовники, которых всё подвозили и подвозили на автобусах из области. По улице пройти невозможно: дороги завалены шинами, троллейбусы не ходят — сейчас от больницы до Женьки добиралась час, а тут ходу пятнадцать минут! И везде российские военные…