Шрифт:
Кенко трусила девицу из раза в раз. Била по лицу, чтобы та проснулась. Она хотела знать ответ. Хотела знать, что онна-бугэйся жива.
Своим встревоженным тоном, императрица молвила:
— Объясни, прошу, объясни свои слова! Очнись, не умирай, скажи, что же ты поняла, — почти что навзрыд кричал её голос.
Кровь из раны девушки изливалась все сильнее и сильнее. Как только императрица приподняла её, чтобы разглядеть кровоточащую рану, — ужаснулась. Огромное кровянистое пятно растекалось по всему одеяния, почти что просачиваясь наружу.
В мгновение ока, она сняла шарф с шеи мечницы и перевязала как можно туже рану, параллельно пытаясь взять на руки павшую странницу и отнести в свои покои. Холодное тело было таким легким, невесомым, словно вместо взрослой девушки лежал утомленный ребенок.
Страх и боль. Стыд. Они заполонили душу Кенко, испытуемой неистовое отчаяние. Императрица поднялась по окровавленной лестнице и быстро скрылась за поворотом.
Второе дыхание. Правда во лжи
Холод. Он отовсюду просачивался через стены замка. Страх. Он все никак не отпускал, лишь оставлял за собой неведение. Боль. Неутолимые страдания.
Белые стены, темный пол. Небольшое, но до чего изящное окно сияло. Ветер колыхал мрачные занавески, что покачивались от одного лишь дуновения. Он щекотал их, и, как Эдо фурин???? на ветру, что излучал приятные звуки, те хохотали вместе с ним.
По правую стену от окна висел нарисованный портрет. До чего прекрасная особь была изображена на нем. Властный взгляд, изящная осанка, благородные черты лица. В ней все выдавало императрицу Ранзильема, но женщина выглядела более зрело. Её лик выражал мудрость, совершенствующаяся годами.
На изящном выгравированном кресле сидела Кенко. Её задумчивый взгляд, выглядывающий из-под полуприкрытых век, говорил о многом. Императрица раздумывала о разном, но большую часть мыслей у неё заняло произошедшее днем ранее.
На вальяжной кровати, раскинувшейся неподалеку от кресла, лежала девушка. Её белоснежные локоны рассыпались на фоне сумрачной ночи, что приходилась пеленой для павшей зари. Очи, укрытые белоснежными реснями походили на затрушенные пушистым снегом улочки, коим одаряла метель. По безжизненному личику разлился красный румянец, повествующей о ранней агонии, но покинула ли та её — не ведомо никому, лишь капелькам, стекающим из-под холодного компресса по худощавым щечкам прямиком на лилейный ???? нагадзюбан????. Даже спав она поражала, даже умирая она выглядела столь непоколебимой.
В закоулках замка, что дотоле обладали некой таинственностью и неясностью, расположилась временная обитель странников и, на сей раз, готового к сражениям меча. Те сидели на мягонькой софе, повесив нос, не проронив и словечка да раздумывая обо всем. Таки им удалось возвернуть ту самую недостающую деталь, но цена оказалась слишком велика.
***
Одним днем ранее.
— Ох, — протянув огласил Юцуна, — ну в самом-то деле. После такого длительного путешествия, мы наконец приблизились к желанному хигину, а он заморожен? Серьезно?
Дух взглянул на парня и мотнул главой.
— Ни в коем случаем, сэр, — промолвил тот, приближаясь к одной из оболочек для душ. — Это не изморозь и не лед. Так выглядит хигин, что не носился долгое время и пережил тяжкие времена.
— Впервые вижу подобное явление, — раздумывая над услышанным отрек Нозоми.
Больше не боясь контактировать с чужеземцами, мертвая душа кивнула и произнесла:
— Одно из самых редких явлений среди оболочек, — беспрерывно глядя на хигин молвил он, — боюсь представить, что произошло с владельцем меча, если защитный покров так износился.
Юцуна задумался над словами духа и выказал первое пришедшее на ум:
— Это из-за особенности нанаши?
— Нет, — возразил мечник, — она не использовала облаченный в хигин меч, тем паче, что тот сам по себе не является кровным ей.
— А как же душа, связанная с владельцем напрямую?
Слова спутника заставили усомниться Нозоми в подлинности собственных слов, но тот быстро одумался.
— Вряд ли в этом дело.
Хотя странник и отрицал такую мысль, на деле же принялся копать вглубь истины. Сколь не казалось ему возмутительным подобное предположение, было в нем-таки что-то не дающее покоя, какая-то упущенная деталь. «Душа и обладатель — связаны, — раздумывал тот, — но может ли та переместиться из одного орудия в другое? И, если так, почему тому же нанесен ущерб?»
Пока странник засел в долгих раздумьях, затерявшись в собственных мыслях, вспыльчивый мечник не терял время зря и выказал:
— Слушай, — обратился тот к спутнику, — а с чего ты вообще решил, что меч нанаши не родной ей? Знаешь владельца этого клинка что ли?
— Эта катана не подходит ей, — воспротивил странник, — возможно, ты не замечал, но владение мечом нанаши находится на высоком уровне, невзирая на утерянную память и некие умения. Однако, движения рук и сами перехваты даются с трудом. Даже по самой манере видно, что она владела саблей с индивидуальной цукой, да и по длине та явно превосходила сию.