В тот самый день, когда я собирался сдать в печать рассказ Германа Шульца, мой уважаемый афинский корреспондент вернул мне по почте рукопись, сопроводив ее письмом такого содержания:

«Сударь, история Короля гор есть не что иное, как выдумка врагов истины и жандармерии. Ни один из перечисленных в ней персонажей никогда не ступал на греческую землю. Полиция никогда не выдавала визу даме по имени миссис Саймонс. Комендант порта Пирей никогда не слышал ни о каких “Фэнси” и Джоне Харрисе. У братьев Филип никогда не было служащего по имени Вильям Лобстер. Ни в одном дипломатическом представительстве не знакомы с мальтийцем Джакомо Фонди.

В работе национального банка Греции имеется много недостатков, но он никогда не принимал во вклады средства, полученные от разбойничьего промысла. Если бы такие средства поступили, то банк был бы вынужден конфисковать их в свою пользу. Я готов представить вам полный список офицеров жандармерии. В нем и в помине нет никакого господина Перикле-са. Мне знакомы только два человека, носящие такую фамилию. Один из них держит кабаре в Афинах, а другой торгует пряностями в Триполице. Что касается знаменитого Хаджи-Ставроса, имя которого я впервые услышал от вас, то это выдуманный персонаж, я бы даже сказал, мифологический. Со всей искренностью должен признать, что в стародавние времена в Греции действительно встречались бандиты. Их предводители были уничтожены Геркулесом и Тезеем, которых можно рассматривать, как основателей греческой жандармерии. Те же, кому удалось спастись от карающего меча этих героев, пали под ударами нашей непобедимой армии. Автор романа, который я имел честь получить от вас, продемонстрировал невежество и недобросовестность, утверждая, что в Греции разбойничий промысел является фактом современной жизни. Я страстно желаю, чтобы этот рассказ был напечатан хоть во Франции, хоть в Англии, но обязательно с портретом господина Шульца. Тогда мир наконец узнает, с помощью каких грубых подделок кое-кто пытается навлечь на нас подозрения со стороны цивилизованных наций.

Что касается лично вас, сударь, то вы всегда оставались на стороне правды и справедливости, и я прошу вас принять мои уверения в наилучших чувствах.

Ваш покорный слуга,

Патриотис Псефтис,

Автор книги дифирамбов о возрождении Греции, редактор газеты “Надежда”, член Афинского археологического общества, член-корреспондент Академии Ионических островов, акционер Национальной компании Спартиата Павлоса».

Афинянин, друг мой, самые правдивые истории — это не те, что происходят на самом деле.

FIN

Человек со сломанным ухом

Госпоже графине де Нажак 1

Эту книгу создал я под вашим крылом

На террасе, где пахло цветами.

Я трудился, и был каждый день торжеством

Нашей дружбы в прекрасной Бретани.

\\

Книга вышла. О, счастье, в Бретани я вновь!

Дышат вами страницы романа.

Память дыбится, птицей уносится прочь.

Что ж читать-перечитывать заново?

\\

Океана безмерность и солнца чепец,

Чаек стон и поющий прибой.

Кто вернет мне те дни, смех, блины, наконец,

Вальса ритм и сердечный покой?

Э.А.

Париж, 3 ноября 1861 г.

1 Элизабет Маэро, графиня де Нажак (1834—1908) — жена популярного драматурга Эмиля де Нажака (1828—1889), с которым Эдмон Абу написал несколько пьес, хозяйка бретонского поместья Бурдоннель близ Кемпера.

Восемнадцатого мая 1859 года господин Рено, бывший преподаватель физики и химии, а ныне домовладелец и член муниципального совета Фонтенбло, чудного городка, стоящего чуть южнее Парижа, лично отнес на почту письмо следующего содержания:

«Господину Леону Рено, горному инженеру, до востребования, Берлин, Пруссия. Мое дорогое дитя!

Новости от тебя, дошедшие до нас из Санкт-Петербурга, доставили нам безмерную радость. Твоя бедная мать приболела в самом начале зимы, но я не хотел тебе об этом сообщать, поскольку ты находился

слишком далеко от нас. От постоянной тревоги за тебя мое здоровье тоже стало пошаливать. А помимо нас есть еще одна персона (сам догадайся, как ее зовут), которая сильно тоскует по тебе. Но ты не должен беспокоиться, дорогой наш Леон. Мы буквально воспряли, когда более или менее определилась дата твоего возвращения. Наконец мы поверили, что уральские шахты не поглотили любимого сына, дороже которого для нас нет никого на этом свете. Бог не мог допустить, чтобы с тобой что-то случилось! Ты быстро заработал солидное состояние, сохранив при этом жизнь и здоровье, и я надеюсь, что ты действительно прекрасно выглядишь, если верить тому, что ты нам писал. Мы не можем умереть, пока не обнимем тебя, сынок! Если ты еще не закончил все свои дела, то тем хуже и для тебя, и для твоих дел, потому что мы втроем поклялись, что никогда больше не отпустим тебя в эти края. Ты легко подчинишься нашей воле, ведь с нами ты будешь совершенно счастлив. Так, по крайней мере, полагает Клементина... совсем забыл, что обещал не упоминать ее имени. Наш милый сосед метр Бониве сумел поместить твои капиталы на прекрасных условиях, но помимо этого он подготовил еще один, я бы сказал, трогательный документ, который ждет лишь твоей подписи. Наш замечательный мэр заказал к твоему приезду новый трехцветный шарф, который вскоре должны доставить из Парижа. Он полагает, что ты это воспримешь, как подарок к Новому году. Твоя квартира в нашем доме вскоре станет вашей квартирой, и ее состояние вполне соответствует твоему нынешнему положению. Ты будешь жить... впрочем, за эти три года наш дом так сильно изменился, что мое описание ничего тебе не скажет. Всеми работами по переустройству дома руководил господин Одре, архитектор из императорского дворца 1 . Он настоял на том, чтобы устроить для меня лабораторию, достойную Тенара или Депре33. Я бурно протестовал и уверял, что уже ни на что не гожусь, потому что мой известный труд «О сжатии газов» так и застрял на четвертой главе. Но твоя мать сговорилась с этим коварным другом дома, и они построили для меня настоящий храм науки или, как выразилась твоя старая служанка Готон, «истинный приют колдуна». Чего в нем только нет! Имеется даже паровая машина мощностью четыре лошадиные силы. Но на что она мне? Остается лишь надеяться, что эти затраты будут не напрасны. Зато ты, имея такую лабораторию, точно не будешь почивать на лаврах. Ах, если бы я, будучи в твоем возрасте, располагал твоим нынешним состоянием! Я посвятил бы жизнь чистой науке, вместо того чтобы тратить лучшие годы на обучение никчемных молодых людей, посещавших мой класс лишь для того, чтобы втихомолку читать Поля де Кока!34 А какие у меня были амбиции! Я мечтал, чтобы с моим именем было связано открытие какого-нибудь фундаментального закона или хотя бы создание полезных научных приборов. Но теперь все это в прошлом. Глаза мои ослабли, и даже мозг отказывается работать. Пришла твоя очередь, мой малъ-чик! Тебе только двадцать шесть лет, ты заработал состояние в уральских шахтах и теперь можешь жить в свое удовольствие. Самому тебе не так много нужно, и ты должен поработать на благо всего человечества. Это самое сокровенное желание и самая страстная надежда твоего старого отца, который любит тебя и ждет с распростертыми объятиями.