— Пятьдесят тысяч, один раз…

— Семьдесят пять, — говорит Эмерсон, глядя на меня так, как будто он на меня сердится.

Мои глаза расширились, как блюдца, и я, должно быть, бледна, как привидение.

Человек в черном громко смеется.

— Ты стоишь каждого копейки, милая, но я думаю, мистер Грант хочет, чтобы ты принадлежала только ему.

Я все еще пялюсь на Эмерсона с открытым ртом, пытаясь осмыслить семьдесят пять тысяч.

— Продано! — кричит диктор. — За семьдесят пять тысяч долларов владельцу клуба Эмерсону Гранту!

Толпа начинает аплодировать, и я замечаю, что Иден хлопает с лучезарной улыбкой, сидя у кого-то на коленях в глубине зала.

Прежде чем я понимаю, что происходит, я наблюдаю, как Эмерсон направляется ко мне, выглядя скорее раздраженным, чем обрадованным своей победой.

Он злится на меня? Я сделала что-то не так?

— Я… я… извини, — заикаюсь я, когда он берет меня за руку и перекидывает через плечо.

— Что ты делаешь? — Спрашиваю я.

Реакция окружающих представляет собой смесь смеха и одобрительных возгласов, когда меня поднимают через всю комнату, а мою голую, покрытую следами укусов задницу перекидывают через плечо Эмерсона.

Он не останавливается, когда мы исчезаем в коридоре справа. Это не зал для вуайеристов, а тот, в котором находится комната, в которой мы были сегодня, где мы по-быстрому трахнулись на кровати.

— Куда мы идем? — Вскрикиваю я.

Сзади темно, но я слышу, как за нами закрывается дверь, когда мы добираемся до тускло освещенной комнаты с черной кроватью, которую я помню.

Мой желудок сжимается одновременно от возбуждения и страха.

— Я заплатил за час твоего времени, Шарлотта.

Он швыряет меня на кровать и смотрит на меня сверху вниз с плохо скрываемым гневом.

— Пришло время забрать то, что я выиграл.

Его большие руки хватают меня за лодыжки и притягивают к себе. Я взвизгиваю.

Я не боюсь Эмерсона. Я доверяю ему, но прямо сейчас… он кажется расстроенным. Злится на меня по причинам, которых я не понимаю, и я не могу точно сказать, должны ли мы участвовать в игре или он говорит по-настоящему.

— Напомни мне, Шарлотта, — просит он, когда что-то мягкое обвивается вокруг моей правой лодыжки.

Когда я пытаюсь убрать ногу, я понимаю, что это ограничение. Он приковывает меня наручниками к кровати.

— Что ты внесла в этот маленький список наказаний?

— Я…Я не… За что меня наказывают?

Он дергает меня за другую ногу и обматывает еще одним мягким манжетом мою лодыжку. Мои ноги раздвинуты, и мое сердце начинает бешено колотиться в груди.

— Что ты сказала сегодня утром об аукционе? Что произойдет, когда ты оказалась бы на сцене?

— Что?

В его словах нет никакого смысла, и я, кажется, не могу избавиться от нервозности.

К тому же, то, как я сдержана, и предвкушение того, что должно произойти, затуманивают мой мозг. Он такой злой и ведет себя грубее, чем обычно, и это так горячо и пугающе, что мое тело не знает, напугано оно или возбуждено.

— Сверчки, Шарлотта. Ты сказала, что там будут сверчки.

— Эм… да, — отвечаю я.

Он пересекает комнату и открывает ящик стола. Я пытаюсь заглянуть за его спину, чтобы увидеть, что он достает. Когда он снова поворачивается ко мне, в его пальцах полоска черного шелка.

— Там были сверчки, Шарлотта?

— Нет… — Отвечаю я.

Он стоит у изножья кровати и смотрит на меня, нахмурив брови, пропуская шелк сквозь пальцы.

— Сколько я заплатил за этот час с тобой?

— Эмерсон, ты не можешь заплатить столько…

— Ложись, — рявкает он строгой командой.

— Я не понимаю.

Он приподнимает бровь, наклоняя голову в мою сторону.

— Ты хочешь, чтобы я остановился, Шарлотта? Если ты боишься, мы можем выйти прямо за дверь.

— Нет… — Шепчу я.

— Ты доверяешь мне?

— Да.

— Тогда ложись.

От его холодного голоса у меня по спине пробегает холодок, и я заставляю свои легкие дышать, откидываясь назад и уставившись в потолок.

Эмерсон приближается к моей голове и тянется за спину, возясь с застежкой моего лифчика. Оно расстегивается, и он снимает его, освобождая мою грудь. Затем он сводит мои запястья вместе, связывая их черным шелком.

У меня едва заметная дрожь в костях, но я делаю все возможное, чтобы скрыть это. И теперь я понимаю, что если Эмерсон злится на меня, он собирается сделать что-нибудь, чтобы наказать меня.