Мой голос звучит как низкий лающий приказ, и она таращится на меня, мои слова повисают в воздухе. Я не могу больше ни минуты выносить ее обиженное выражение лица, поэтому вскакиваю с дивана и в отчаянии расхаживаю по комнате.

Я назвал ее Шарли. И, наверное, от этого ей больнее, чем от всего остального. Как будто я только что лишил ее имени.

Оглядываясь на нее на диване, я наблюдаю, как она прикусывает нижнюю губу. Это не та девушка, которую я нашел на полу своего офиса два месяца назад. Неужели я создал ее только для того, чтобы сломать? Почему я так сильно все испортил?

Два месяца. Вот сколько времени потребовалось одной девушке, чтобы войти и заморочить мне голову так сильно, что я даже сам себя больше не узнаю. Трудно вспомнить время до Шарлотты. И мне больно думать о том, что будет после нее.

— Я бы хотел, чтобы ты просто сказала мне, о чем ты думаешь, — говорю я, глядя на нее через всю комнату. — Ненавижу видеть, как ты сдерживаешься.

Ее глаза наполняются слезами, когда она делает глубокий, успокаивающий вдох.

— Я не хочу этого делать.

— Почему?

— Потому что… Я просто хочу сделать тебя счастливым.

Мне больно сглатывать ком в горле.

— Сейчас я тебе не сэр. Не пытайся угодить мне, Шарлотта. Просто будь честна.

Она встает и подходит ко мне, останавливаясь всего в футе от меня. Сделав еще один глубокий вдох, она расправляет плечи, и я не могу не восхищаться ею с этого ракурса.

Упрямая, жесткая, красивая девушка, которая отказывается верить, что она абсолютно идеальна.

— Ты думаешь, что, позволив Бо узнать о нас, ты станешь плохим отцом, но, Эмерсон, ты уже спишь со мной. Ты уже сделал это, но это не делает тебя плохим отцом. Это делает тебя человеком. Никто из нас не ожидал, что это произойдет, но это произошло. И это намного серьезнее, чем кто-либо из нас ожидал. Ты думаешь, что ты плохой отец, раз хочешь меня, но это не так. На самом деле ты добр к недостаткам, потому что готов пожертвовать собственным счастьем, чтобы избавить своего сына от оскорбленных чувств, но ты должен позволить ему справиться с трудностями самостоятельно. Он переживет это, но… Я не знаю, переживу ли я когда-нибудь.

— Не говори так. Конечно, ты это сделаешь.

Мое израненное, ноющее сердце жаждет хоть какого-то облегчения, которое я мог бы ей предложить.

— Тебе всего двадцать один, Шарлотта.

— Я не буду, — возражает она, и эти угрожающие слезы наконец-то проливаются.

Вот уже две ночи подряд я вижу, как она плачет, и я не могу этого вынести. Мои руки находят ее талию, притягивая ближе, как будто одно мое прикосновение могло решить любую из этих проблем.

— Мне сорок, детка, — нежно шепчу я ей в волосы. — У тебя нет будущего со мной.

— Мне все равно, сколько тебе лет. Для меня это не имеет значения.

Теперь она всхлипывает всерьез у меня на груди. Прежняя ноющая тревога в моем животе превратилась в зияющую, кровоточащую рану, но так лучше.

Выплеснуть чувства. Никаких секретов. И мы пройдем мимо них.

Я поднимаю ее лицо так, чтобы она могла видеть мои глаза.

— Ты же понимаешь, это не потому, что я тебя не хочу. Ты ведь знаешь это, верно?

— Тогда скажи мне, что ты хочешь меня, — кричит она.

— Я хочу тебя. Конечно, я хочу тебя.

Она протягивает руку, отыскивая мои губы для отчаянного поцелуя, и я знаю, что не должен, но целую ее в ответ.

Я думаю, мы установили, что я не принимаю мудрых решений там, где замешана эта девушка, и я не хочу этого делать.

Она обвивает руками мою шею, и я притягиваю ее к себе за бедра, позволяя ей обхватить меня ногами.

Я закончил разговор. Все, что мы установили, — это то, что мы оба не можем получить то, чего хотим, но, по крайней мере, у нас может быть это. В этом доме, где больше никого нет, есть только мы.

Она и я, и эта необъяснимая связь.

Мне повезло иметь что-то подобное хотя бы раз в жизни, так что, если этот краткая, горячая фаза моей жизни — это все, что я получу, то я собираюсь выжать из нее все до последней капли.

Я несу ее к дивану и опускаю на подушки.

— Ты нужен мне, — кричит она, вцепляясь в мою рубашку.

Садясь, я быстро стаскиваю с себя рубашку и занимаюсь своими штанами, срывая их, пока она вылезает из своих. Как только мы обнажаемся, я накрываю ее своим телом, опустошая ртом ее драгоценную, бледную кожу, покусывая и целуя каждый квадратный дюйм. Когда я достигаю вершины ее бедер, она извивается подо мной, постанывая и пощипывая свои соски.