Шрифт:
Антенор, услышав эти слова, даже ухом не повёл.
— Это не Филипп вас победил, а Аполлон наказал.
Симонид пропустил замечание мимо ушей.
— Ты вот меня святотатством попрекаешь, Репейник, а мне знаешь сколько лет было, когда всё началось? Восемь! И восемнадцать, когда закончилось.
Дион открыл было рот, чтобы возразить, но Антенор опередил его:
— Репейник, заткнись уже.
Некоторое время шли в молчании.
— А почему дед? — вдруг поинтересовался Симонид.
— Какой дед? — спросил Дион.
— Ты сказал: «ограбили деда Ситалка». Почему дед?
— Так ему в обед сто лет. Разве нет?
— Да уж поболе, — фыркнул Антенор.
— Он, вообще-то, вечно молодой, — возразил Симонид.
— Вечно пьяный, — хохотнул Дион, — хотя это не про него. Лучше бы вы храм Диониса какой ограбили. Весёлый Вакх ещё бы и проставился для такой дружной компании.
— Расскажи это Александру, — сказал Антенор, — он, когда разрушил Фивы, как раз по твоей мысли поступил.
— С богами лучше не ссориться, — неожиданно сказал обычно очень немногословный Ваджрасанджит, — ни с какими.
— Да-да, — покивал Репейник, — но ещё опаснее злить фокейца. У них с богами разговор короткий…
— Да заткнись ты уже, Дион! — не выдержала даже Месхенет.
Симонид не обманул. Действительно, едва они доковыляли до высшей точки тропы, внизу замаячила зеленовато-голубая лента.
— Инд, — сказал проводник, — местные говорят, что по эту сторону ещё Ликия, а там, за рекой, уже начинается Кария. Если вам на юг, то надо к реке спускаться. А ежели на север — то лучше немного по гребню пройти. Куда идём?
— Это Инд? — удивился Ваджрасанджит.
— Он самый, — усмехнулся Антенор.
Он остановился.
— Подожди.
Повернулся к Репейнику.
— Дошли Дион.
Тот покачал головой.
— Рановато говоришь «дошли».
— Я не о том. Если двинешь вниз по течению, доберёшься до Кавна уже к вечеру, а там и до Родоса рукой подать.
Отсюда, с горы, пролив неплохо просматривался и если зрение напрячь, то можно было увидеть и остров за ним, укрытый голубой дымкой. А белые домики и красные черепичные крыши Кавна и вовсе безо всякого напряжения различались.
— Так нам же надо не на Родос?
— Нам нет, — кивнул Антенор, — а тебе какой смысл до Хрисаориды тащиться? Я и без того тебе должен так, что мне вовек не расплатиться.
— Пустое говоришь, — ответил Репейник, — пошли уже.
И он повернул направо.
Антенор озадаченно посмотрел на Месхенет.
— Счастливый ты, Антенор, — негромко сказала египтянка, — не всем такие друзья достаются.
Она направилась за Дионом. Осёл покорно топал следом. За ними двинулись и Ваджрасанджит с Симонидом. Антенор некоторое время стоял столбом, кусая губу.
— Недалеко уже осталось! — крикнул проводник, — дней за пять дойдём! Это ж плюнуть и растереть от того, что уже протопали!
«Пять дней. Всего пять дней».
Глава 14. Мальчик, до которого никому нет дела
Кария, окрестности Хрисаориды
Сонное солнце выглянуло из-за гор, осветив кроны сосен, и лениво полезло на небосвод, вполглаза разглядывая, что же интересного нынче происходит в пробуждающемся лесу. Ещё задолго до появления светила, в предрассветном прохладном сумраке разноголосый птичий хор уже вовсю славил новый день торжественными гимнами.
В подлеске, в зарослях шиповника из травы выглядывала небольшая красная голова с белым клювом и чёрной шеей, а временами поблёскивала и золотистая «броня».
«Кор-кор».
Фазан негромко токовал, обозначая себя, посматривал по сторонам. Рядом с ним держалась, подбирая ягоды, его подруга, совсем невзрачная в сравнении с таким золотогрудым красавцем.
«Кор-кор-кор».
Шагах в пятидесяти, в тени медленно и совершенно бесшумно поднялась невысокая фигура. Подросток, одетый в безрукавку из овчины. В руках он держал лук и на тетиву уже была наложена стрела.
«Кор-кор».
Петух его не видел, продолжал себе токовать.
Подросток, не отрывая взгляд от фазана, медленно поднял лук и растянул тетиву.
Хрустнула ветка.
«Ктк-ктк».
Красная голова исчезла. Прошуршала трава. Сбежал петух и подругу увёл. Горе-охотник всего-то моргнуть успел, а дичь в сотне шагов уже, а то и дальше. Это молодой фазан при опасности недалеко отбегает, а этот крупный был, как видно, матёрый.
Охотник застыл не несколько мгновений, превратившись в статую, а потом недоуменно опустил лук. Его стрела все ещё лежала на тетиве.