Обратимся теперь к материалу. В первой половине минувшего столетия существительное позор еще осмыслялось этимологически: то, что представляется взору, зрелище. У Е.А. Баратынского, например, в стихотворении «Последняя смерть» (1827 г.) читаем:

В этом двустишии позор имеет значение «зрелища». Это же осмысление слова часто встречается и у А.С. Пушкина, в частности, в «Руслане и Людмиле»:

Какой позор = какое зрелище. Вместе с тем у Пушкина находим и современное значение («бесчестье») существительного позор:

Здесь позор – уже бесчестье. В современном языке позор в значении «бесчестье» выдвигается на первый план, становится общим (основным) значением этого слова, тем самым оттесняя на задний план старое, этимологическое его осмысление («зрелище»). Однотомный «Толковый словарь» С.И. Ожегова (1972 г.) определяет: «позор, бесчестье, постыдное… положение…» Более старый и более полный «Словарь» под редакцией Д.Н. Ушакова еще отмечал (как устаревшее) значение: «то же, что позорище, зрелище».

Новое современное значение слова позор («бесчестье») несомненно возникло из различных контекстных сочетаний этого существительного с другими словами: например, вывести на позор, т.е. на всеобщее обозрение, столб позора – первоначально столб, к которому привязывали преступника для всеобщего обозрения (позор – зрелище, обозрение). Позднее подобное пребывание у столба стало восприниматься как постыдное, а само слово позор, утрачивая свои этимологические связи со «зрелищем», постепенно стало обозначать уже не «зрелище», а «постыдное положение». «Зрелище» оказалось устаревшим, отодвинулось на задний план полисемантичного слова.

Примеры подобного рода создают внешнее впечатление, будто бы значение слова – это и есть сумма его возможных контекстных сочетаний. Между тем при более пристальном и глубоком рассмотрении оказывается, что это совсем не так. Возвращаясь к нашему примеру, заметим: на семантику старого осмысления существительного позор действительно повлияли определенного рода сочетания слов. Но новое значение позора («бесчестье»), однажды возникнув из определенных сочетаний, теперь сохраняет это значение, уже независимо от отдельных сочетаний. Слово приобретает общее значение. Разумеется не исключена возможность будущих семантических трансформаций этого же слова, но в современном русском литературном языке существительное позор в значении «бесчестье» существует совершенно объективно и совершенно независимо от тех или иных контекстов. Не исключена возможность, что в будущем определенные контексты и дальше будут воздействовать на семантику анализируемого существительного. Но это уже другой вопрос. Синхронно же слово не только сохраняет свою самостоятельность, но и свое общее (основное) значение. Поэтому все толковые словари современного русского литературного языка, фиксируя анализируемое слово, на первом месте указывают: позор «бесчестье», а затем уже следуют устаревшие или живущие лишь в определенных сочетаниях значения.

Таким образом, категория отношения (в нашем примере позор в различных сочетаниях) воздействует на категорию значения, но ей же и подчиняется. Новое значение, однажды возникнув, начинает существовать в языке уже независимо от частных контекстных словосочетаний. Значение и «оглядывается» на подобные сочетания, и не зависит от них.

Слово стол может иметь разные значения в современном русском языке, но каждый человек, для которого этот язык является родным, выделит прежде всего такое общее значение – «предмет мебели в виде горизонтальной доски на ножках». Это легко проверить экспериментально. И это значение будет общим (основным) значением в современном языке, хотя в словосочетаниях справочный стол или стол заказов выступает на первый план другое осмысление того же слова – «отделение в учреждении, ведающее каким-нибудь специальным кругом дел». В этом плане ранее и было подчеркнуто, что общее (основное) значение слова и оглядывается на контекстные словосочетания, и не зависит от них.

Если бы слово не сохраняло своей известной самостоятельности в языке и своего общего значения, то была бы невозможной и интонационная выделимость слова в стихе. То, что заложено в самом языке, то лишь ярче выделяется в его стилевых разновидностях.

Тут же вспоминаются блоковские строчки: «Ночь, улица, фонарь, аптека…» Известно, что еще в 20-х годах было замечено:

И хотя наречное выражение «по преимуществу» здесь, разумеется, излишне, функция подчеркнуто самостоятельных слов у Маяковского действительно велика:

или:

Здесь обнаруживается возможность выделения не только самостоятельных слов, но и слов, выполняющих, казалось бы, чисто служебную функцию (кто, где бы). Маяковский широко пользовался возможностью подобного выделения.

Разнообразные средства смыслового и интонационного выделения слов в стихе широко применяются выдающимися поэтами нашего времени и в других странах, на других языках [174] .