Всё закончилось внезапно. Она не выдержала и подошла к нему сама. Перед этим все подруги наперебой твердили ей: подойди и поцелуй, неожиданно. Он обалдеет и не сможет от тебя оторваться.

И она пошла к нему. Красивой, гордой, как ей тогда казалось, походкой. Макс разговаривал о чём-то с двумя друзьями и не заметил Юлю, пока она не протиснулась между их плечами. Стараясь не думать ни о чём, и не упасть в обморок от его грустных глаз, Юля обхватила руками шею, вдохнула запах его чистой кожи, лосьона для бритья и стирального порошка и вцепилась ему в губы. Кайф и паника замешались в крутую смесь. Её подташнивало, как на качелях в самой высокой точке взлёта. Максим поддался, пустил её, потом обхватил голову руками и чуть отодвинул от себя, Юля непроизвольно застонала. Тихо, еле слышно, но этого хватило, чтобы вспыхнуть и разгореться стыду. Макс посмотрел в глаза. В его взгляде не было любви, как Юля не искала. Только недоумение и растерянность. И грусть, которая его никогда не покидает. И что он сказал ей?

– Ты кто?

Он не нашёл других слов для девочки, которая решилась на такой шаг ради любви. Болван! А она дура. Юля растерянно огляделась по сторонам. На его друзей, давящихся от смеха, на вытаращенные глаза школьников, на завуча с отвисшей челюстью. Юля подавила порыв вырваться и бежать. Она аккуратно развела его руки в стороны и раздвинула друзей. Гордо подняв подбородок, Юля ушла с таким видом, будто ничего не произошло. Будто она не целовала сама незнакомого мальчика посреди толпы народа. Будто не наблюдала за этой сценой половина её класса, и четверть школы, и, что самое прискорбное, завуч. Что ей оставалось? Чтобы не быть дурой, пусть остальные будут дураками. Хотя бы в собственной голове.

Завуч немедленно вызвала в школу родителей. Надо отдать маме должное, она с достоинством вынесла всё, что лила ей в уши старая ханжа. По дороге домой она не ругалась. Поглядывала украдкой на дочь, потом увела на пустую детскую площадку, усадила на скамейку, а сама присела на корточки перед ней. Взяла её руки.

– Юль, ты влюбилась? Скажи мне.

Юля сидела, глядя поверх её макушки и думала только о том, чтобы не заплакать. Лучше б мама ругалась и грозила карами, ей было бы легче. Мама, кажется, прочитала её мысли. Хорошие мамы это умеют, а у Юли были самые лучшие в мире родители. И ей вдруг пришло в голову, что лучше было поговорить об этом с ней, а не с подругами. У подруг ничего не получается, а мама с папой такие счастливые.

– Тебе, может, не очень приятно об этом говорить, но я хочу, чтобы ты знала: в этом нет ничего плохого. Любовь – это лучшее, что может случиться в нашей жизни, – сказала мама, пытаясь поймать взгляд её глаз. – И в том, что ты его поцеловала при всех тоже нет ничего плохого. Слышишь?

Юля наконец посмотрела маме в глаза, но не увидела в них ни иронии, ни сарказма.

– Не, ну честно скажу, это было глупо, но не плохо. Он что тебе сказал?

И Юля ответила с разочарованной улыбкой:

– Он сказал: «Ты кто?»

Мама усмехнулась.

– Можешь не сомневаться. Теперь он знает ответ на этот вопрос. А ещё ему завидует мужская половина школы. Даже если будет прятать свою зависть за показной бравадой. А твоей смелостью будут втайне восхищаться остальные. Так что выше нос. Ты – самая красивая девочка школы, и это не потому, что ты моя дочь. Надо соответствовать. Ты готова завтра прийти в школу с гордо поднятой головой?

– Мам, – Юля поняла, что поток слёз дольше сдерживать не получится. – Что мне делать с Максом?

Её прорвало, и слёзы потекли сплошным потоком. Мама села рядом и прижала её к себе. Такую большую, почти с неё ростом, красивую, с потрясающей фигурой, совсем как у неё до родов, но на деле совсем ещё ребёнка. Испуганного, растерянного, обескураженного. И кто виноват, что у её девочки есть оружие, но никто не научил им пользоваться?

– Значит, Макс… – сказала мама, и её голос был абсолютно серьёзен, потому что трагедия в четырнадцать – настоящая трагедия, как бы ни хотелось в тридцать два ещё раз её пережить. – Ничего не делать, Юль. Пусть дальше он делает. Будь уверена, он уже не сможет тебя забыть.

Она повела дочку домой, думая, правильный ли совет она дала, но ни один, самый проницательный родитель, не в силах предвидеть, во что выльются его слова в будущем. Согревшись в тепле, Юля успокоилась. Слёзы уже не катились, она тихо всхлипывала, восстанавливая дыхание, и маме стало грустно, что времена, когда эти всхлипы были из-за некупленной игрушки или порвавшихся колготок, остались в прошлом.

На следующий день Юля вошла в школу с высоко поднятой головой. Под её снисходительным взглядом гасли презрительные улыбки и скручивались злые языки. Но на завуча взгляд не действовал, завуч хотела крови.

Дело дошло до педсовета. Юля ждала в школьном парке, не зная, и не особо переживая, чем он кончится, когда кто-то сел рядом. Ещё не обернувшись, она по запаху поняла, кто сидит, чуть касаясь её коленом. Она осторожно скосила глаза: не для того, чтобы удивиться, а просто взглянуть на него ещё раз.

– Ты дала, конечно, – сказал Макс с восхищением.

– Это было глупо. – Юля очень старалась, чтобы слова прозвучали снисходительно. – Хотя… Это было неплохо.

Пока они молчали, в её голове боролись две мысли: «я должна показать, что всё это ничего не значит» и «я не хочу ему врать». Она не успела ничего сказать, заговорил он.