«Господь Ерор, если я умру, прошу, пусть я умру быстро», – в мыслях пролепетал Декстер. Он сглотнул. Рука чуть-чуть дрожала. Он судорожно повторял в голове ход действий, чтоб не забыть. Двинуть руку, схватить рукоять, указательным пальцем надавить спуск, двинуть руку, схватить рукоять, указательным пальцем…

Эрик не думал. Как мог он думать, как мог задуматься хоть на секунду? Мысли – помеха. Отбросить мысли. Оставить только чувства. Пусть сердце ведёт его вперёд. Он помнил лицо Элизы – лицо, которого он недостоин. А если его он недостоин, достоин ли он жизни? Что может быть важнее этого? Ну полно.

Эрик рванул руку. Кольт оказался в ладони. На мушке теперь темнела фигурка Декстера. Он убьёт его сейчас. Докажет себе, что он… что он слаб. Выбирает смерть, вместо искупления. Рука его обмякла. Он не может? «Спроси лучше, нужно ли?» – услышал голос Лизы он. «Нужно ли…»

Секундой ошеломлённый Декстер понял – он медлит. «Я жив! Я буду жить!» В страхе он схватил пистолет и выстрелил. Громкий хлопок разнёсся по полю. «Я умер?» – теряя равновесие, Эрик увидел небеса – серые, беспросветные. И где-то со стороны реки показалась высокая фигура. Она что-то кричала и ругалась.

– Брат!..

Стоящий при входе в церковь Деон видел это. Хотя он сам больше поверил бы, что он заснул второй раз. То, что сейчас произошло, было невероятно. Он поднёс руку с кольцом-глазом к лицу и произнёс: «Deus Eror, reli?qm ze aex ir fa?us’d oma?u? [Господин Ерор, оставь это на совесть судьбы]». Клинт Хартман стоял над телами рейнджеров и брезгливо смотрел на лужи крови, растекающиеся по траве. Он подошёл сначала к Далтону, вытащил у того из кобуры револьвер. Очень странно он взял пистолет – вверх ногами и пальцами за барабан – и, открыв его, перевернул. Все патроны с тихим звоном посыпались на землю. С такой же целью он переломил все ружья. Наблюдая этот необычный ритуал, начитанный Деон стал вспоминать – рыцари презирают огнестрельное оружие. Им запрещено его брать, пользоваться им и тем более убивать из него. И сейчас, перестраховываясь, Клинт разряжал всё, что могло стать причиной нарушения табу.

Рыцарь, накинув обратно свой плащ, поднялся по ступеням к ошарашенному монаху. Не замечая его состояния, смотря куда-то совсем в другую сторону, Клинт спросил:

– Здесь есть кони?

Деон боязливо посторонился рыцаря. Его вид, его лицо, рукоять его рапиры, выглядывающая из-под плаща – всё напоминало о жестокости этого человека. Монах был уверен, это – посланник Дьявола. Рыцари – в книгах то были благородные воины. Он даже восхищался их смелостью, их отвагой, но сейчас, вероятно, впервые усомнился в священных текстах.

– Ты меня слышишь, святоша, твою мать? – крикнул на него Клинт.

– Я? Д-да…

– Где лошадь? Мы едем сейчас.

– В-вы… – Деон собрал всю силу духа в кулак. – Вы убили всех этих людей. Если вы не боитесь закона, побойтесь Бога! Что вы натворили? Вы, видимо, убили не только невинного нага, – сколько ещё людей вы убили? Вы грешны!..

– Ты тупой что ли, святоша? – нахмурился Клинт. – Где лошадь?!

«И что я могу сделать? – думал Деон. – Что противопоставить грубой, глупой силе? Возможно, он просто однажды столкнулся с испытанием Бога и не справился. Его боль, – он заставляет других чувствовать её, чтобы не страдать самому. Не зря Ерор свёл меня с ним дважды! То вызов! Я должен исправить это, спасти его душу! Его грехи – их можно искупить, я знаю! Это воля Божья!»

– Лошади в стойле, господин Хартман, – неожиданно твёрдо сказал Деон.

– Правда что ли? – Клинт раздражённо сложил руки на груди. – Где стойло, умник?

Деон проводил его в стойло. Когда они вдвоём проходили мимо остальных, монах посмотрел на старика прощальным взглядом. «Я бы взял с собой все эти книги, но повозки у меня нет. Уеду я на неделю или больше, – рассуждал он. – Я скоро вернусь, Артур, Анна. Обещаю». Он аккуратно переступал трупы, стараясь не смотреть вниз и не думать, что там. Чувствовал себя он ужасно. Отдав в стойле коня Клинту на проверку, он помолился Ерору, и на сердце стало легче.

Рыцарь приказал монаху сесть на любую лошадь. Его тона нельзя было ослушаться, хоть Деон и не собирался. Он не решался даже попросить Хартмана позволить взять ему свои вещи. Тот сказал монаху только одно:

– Ты теперь мой пёс, хоть и без поводка. Мне нужна вещь твоего отца, и ты пока залог за неё. Помни – убью, если что не так.

Затем он пришпорил коня и поехал. Монаху ничего не оставалось, как последовать за ним. Так он неожиданно пустился в неизвестно насколько длительное путешествие. Он и раньше покидал посёлок, ездил в город и к сестре отца тоже. Он сказал рыцарю, в какую сторону ехать, но тот, поняв, где это, выбрал свой, короткий путь. Деону он совершенно не нравился, ибо проходил маршрут по голым полям, касаясь всего одного-двух поселений. «Может быть, он и привык так путешествовать, – положусь на него», – наивно решил Деон.

Разглядывая грандиозные пейзажи, монах не упускал возможности поглядеть на рыцаря. В седле он держался, как истинный эквит – прямо и уверенно. С собой, как успел заметить монах, он нёс только рапиру, дорожный мешок незначительных размеров и ту самую кукурузу. Одежда его выглядела поношено, и ещё при близком контакте был легко уловим запах немытого тела.

«Нортфорт славится своим рыцарским орденом, но я, так получилось, ни разу ни одного рыцаря не видел. Оно и не мудрено – посёлок наш чуть ли не самый крайний. И что такое было у моего отца, что теперь преследует этот Хартман?» Всё же, хоть он этого и не признавал пока, Деона больше волновала загадка не свитка императора, а загадка этого бродяги. Что сделало его таким? И неужели все рыцари такие – жестокие, хладнокровные? Есть ли у него хоть какие-то понятия? Исключая рыцарские, конечно.