Шрифт:
Может быть, король всегда знал, что его величайшая любовь станет его гибелью. Возможно, он понял это в тот момент, когда встретил ее.
Он понял бы это и во второй раз, когда умер.
Глава
1
Орайя
Мой отец жил в смутных мгновениях перед тем, до того, как я каждый день открывала глаза, находясь между бодрствованием и сном.
Я дорожила этими моментами, когда кошмары исчезали и на смену им еще не приходили мрачные тени реальности. Я переворачивалась на шелковых простынях и глубоко вдыхала знакомый запах — розы, ладана, камня и пыли. Я лежала в кровати, в которой спала каждый день на протяжении пятнадцати лет, в комнате, которая всегда была моей, в замке, в котором я выросла, и мой отец, Винсент, Король Ночнорожденных, был жив.
А потом я открывала глаза, и на меня накатывала неизбежная жестокая ясность осознания, и мой отец умирал заново.
Эти секунды между сном и бодрствованием были лучшими за весь день.
Момент, когда память возвращалась ко мне, был самым худшим.
И все же это того стоило. Я спала при любой возможности, чтобы вернуть эти драгоценные секунды. Но время не остановить. Невозможно остановить смерть.
Я старалась не замечать, что с каждым пробуждением этих секунд становилось все меньше.
Сегодня утром я открыла глаза, а мой отец был все еще мертв.
БАХ-БАХ-БАХ.
Кто бы ни стучал в дверь, он делал это как нетерпеливый человек, который занимался этим дольше, чем ему хотелось бы.
Кто бы ни стучал.
Я знала, кто, черт возьми, стучал.
Я не шевелилась.
Я вообще не могла пошевелиться, потому что горе сковало все мои мышцы. Я сжимала челюсти, все сильнее и сильнее, до боли, до надежды, что у меня треснут зубы. Мои кулаки сжимали простыни. Я чувствовала запах дыма — Ночного огня, моей магии, разъедающей простыни.
Меня лишили чего-то ценного. Этих смутных моментов, когда все было как прежде.
Я выскользнула из сна, и в моей голове все еще стоял образ изуродованного тела Винсента, такого же мертвого и изуродованного во сне, как и наяву.
— Проснись, принцесса! — Голос был таким громким, что даже при закрытой двери он пронесся по комнате. — Я знаю твои кошачьи повадки. Думаешь, я не знаю, что ты проснулась? Я бы предпочел, чтобы ты впустила меня, но, если придется, я ворвусь.
Я ненавидела этот голос.
Я ненавидела этот голос.
Мне нужно было еще десять секунд, чтобы посмотреть на него. Еще пять…
БАХ.
БА…
Я откинула одеяло, вскочила с кровати, пересекла комнату несколькими длинными шагами и распахнула дверь.
— Только попробуй постучать в эту дверь, — вздохнула я, — еще один чертов раз.
Мой муж улыбнулся мне, опустив поднятый кулак, которым действительно был готов стукнуть еще один чертов раз.
— Вот и она.
Я ненавидела это лицо.
Я ненавидела эти слова.
И больше всего я ненавидела то, что, когда он произносил их сейчас, я слышала скрытый подтекст беспокойства, видела, как его ухмылка исчезает, когда он осматривает меня с головы до пят, быстро, но тщательно. Его взгляд остановился на моих руках, сжатых в кулаки по бокам, и я поняла, что сжимаю в одной из них ошпаренный клочок шелка.
Я хотела использовать этот клочок, чтобы пригрозить ему, напомнить, что вместо шелка может быть он, если он не будет осторожен. Но что-то в мелькнувшем на его лице беспокойстве и во всем том, что оно заставило меня почувствовать, погасило огонь в моем животе.
Мне нравился гнев. Он был осязаем, силен и заставлял меня чувствовать себя могущественной.
Но я не чувствовала себя сильной, когда мне пришлось признать, что Райн — мужчина, лгавший мне, заперший меня, уничтоживший мое королевство и убивший моего отца — искренне заботился обо мне.
Я не могла даже взглянуть на лицо Райна, не видя его забрызганным кровью моего отца.
Не видя, как он смотрел на меня, словно я была самым дорогим существом на свете, в ту ночь, которую мы провели вместе в постели.
Слишком много эмоций. Я жестоко подавила их, хотя это было физически больно, как будто я глотала лезвия. Проще ничего не чувствовать.
— Что? — спросила я. Вопрос произнесся слабо, а не как словесный удар, каким я хотела его видеть.
Хотела бы я не замечать легкого разочарования на лице Райна. Даже беспокойства.
— Я пришел сказать тебе, чтобы ты собиралась, — сказал он. — У нас гости.
Гости?
Мой желудок скрутило от этой мысли — от мысли стоять перед незнакомыми людьми, чувствуя, как они смотрят на меня, как на зверя в клетке, и при этом изо всех сил стараясь держать себя в руках.