Отпустил Темный Милорд раскаявшегося пирата.

Расступились по волшебству багряные кусты,

Пропуская незваного гостя к знакомой ему тропе в город.

Зашуршали вздрагивавшие под ногами морского бандита травинки,

Исчез он в зарослях сухого шиповника,

Где на красных иглах покачивались черные вороновы перышки,

Пообещав привести чародею невесту.

Провожал бродягу недоверчивым взором волшебник,

Задаром приготовляясь отдать в случае неудачи цветок

Несчастному, осознавшему свою глубокую вину

И решившему флаг пиратский изорвать на бинты да на покрывала.

Несколько суток спустя,

Когда на небе проглядывать стала сквозь облака Черно-Белая Луна,

Но Солнце еще не успело упасть в привычном ритуале за горизонт,

Разбиться и рассыпаться по небу тысячами звезд,

Замерцал в лабиринте ржавый фонарик пирата с одной догорающей свечой.

Отразился слабый огонек в окнах дома, увитого розами,

Помноженные витражами и крошечными зеркальцами в оконных ставенках и рамах светлячки

Разбежались по кабинету колдуна,

Падая каплями света на его книги, стеклянные шкафы и вырезанный в каменном столе вечный календарь.

Не спал дни и ночи волшебник, ожидавший вестей от пирата,

Отправившегося на поиски невесты с огненными волосами,

И сразу узрел он ненароком поданный ему знак.

Сбежал вниз по лестнице,

Заставив пробудиться и раскинуть крылья спавшего на жерди черного ворона,

Отворил двери,

Вышел в цветочный лабиринт чародей.

Перед ним стоял вор рундуков с жемчугом, коралловыми бусами и ромом,

Перед ним стоял морской разбойник в одеждах из грубой парусины.

На руках держал пират деву, облаченную в черный плащ с капюшоном,

Цвет которого смягчала темно-лиловая дымка глубокого вечера.

С кончиков пальцев тоненькой руки,

Безжизненно нависшей над высокими кустами и едва ли не задевавшей нежной кожей иглы роз,

Сыпались мерцающие пылинки.

Это был снотворный порошок,

Давным-давно похищенный пиратом у доктора из исчезающей синей палатки со звездами.

Отравленная порошком девушка,

Почувствовав аромат дурмана от принятого напитка,

Прикоснулась к своим губам за миг до того,

Как обуял ее сон,

И искры колдовской отравы остались у нее на перстах.

Поспешил колдун к пирату, поднял с грязных, изборожденных раскаленным клеймом рук

Невесомую, как лепесток розы, девушку.

И пробудилась тогда невеста его,

Слабо оттолкнула колдуна неокрепшей рукой,

Которой качнула в воздухе, пытаясь развеять нависшую перед очами дымку дремы,

Сонно шаг от похитителя, отпустившего ее в избытке чувств, сделала,

Будто паря и вовсе не касаясь ступнями земли,

Да снова упала в траву.

Шипы роз пронзили и изорвали темный капюшон,

И из-под черной ткани неуемным потоком

Хлынули горевшие пламенем длинные локоны.

Каскадом сбегали они по хрупким плечам

И тонули в высокой траве,

Кровавыми реками бежали среди камней гранита.

Ярчайшее пламя затмило собой миллионы пылавших роз.

Рухнул на землю перед девушкой пораженный дивом чародей,

Прижал голову девы к своей груди, целовать стал ее руки от кончиков пальцев до локтя,

По которому скатился и лег складками на плечо кружевной белый рукав с кисточками и бусинами.

Милорд: Забирай… Забирай золотую розу,

Пусть принесет она тебе ровно столько же счастья,

Сколько горя принесла мне и моему дому.

Забери ее и оставь нас навеки,

Пока я не переменил своего решения.

Морской волк в спешке поднял стеклянный купол

И сорвал золотую розу,

Приставшую к камню,

Точно живой цветок, пустивший в землю или хрустальный резервуар с водой филигрань корней.

Скатилась в траву из самого крупного и самого яркого бутона в лабиринте вечерняя росинка,

Похожая на слезу,

И стал в тот же миг гибнуть прекрасный розовый сад.

Высыхали и грубели стволы и игольчатые ветви,

Сбрасывая скрученную прозрачную кору цвета нижнего крыла стрекозы,