Шрифт:
Все будут гнать его прочь от своих дверей и ворот.
Когда ему будет восемнадцать лет,
Когда пробьют башенные часы двенадцать раз,
А среди густых туч на небе снова появится Черно-Белая Луна,
Означающая для твоего сына клеймо приговоренного к смерти,
Сгорит его сердце, обратится в уголь,
Тело осыплется прахом в тот же миг.
Когда наследующему твои злодеяния будет восемнадцать,
Он умрет.
Да и из отведенного ему срока проживет половину,
Каждую полночь обращаясь вместилищем для древнего горного духа.
Смертью заплатишь ты за смерть, пират!
Не должен быть прощен или забыт твой обман!
Гляди теперь в небо, жди Черно-Белой Луны,
С которой прервется род преступников и лжецов!
Ни единого следа не останется от тебя тогда на земле,
Даже последствия злодеяний занесет и затрет песок времени,
А кости и останки убитых тобой истлеют.
Ты пропадешь, пират!
Не понесут твою кровь,
Источая из нее по капле с каждым следующим поколением,
Правнуки и потомки.
Ты умрешь! И память о тебе умрет!
Гляди теперь в небо и жди, когда взойдет Черно-Белая Луна,
Предрекая твой конец!
Колдун призвал своего ворона и приказал ему
Пронести весть о проклятии над замерзшим северным морем,
Донести страшное известие до солгавшего ему пирата.
Вспорхнул с перчатки хозяина готовый отправиться в путь ворон,
Расправил большие черные крылья и выронил из них несколько перьев.
Падали они темными пятнами на иссохшие траву и уродливые мертвые ветви,
На камни и песок, где в агонии бились сраженные жаждой черви и личинки,
На выступившие из-под опустившейся земли и поднявшихся корней черепа и кости.
В центре собственного маленького кладбища
Сидел на земле колдун.
Руки его, опущенные на волосы одурманенной и уснувшей девы,
Больно покалывали качаемые скорбно воющим ветром былинки и ветви с шипами.
Не мог колдун отпустить девушку:
Узнал бы тогда свет о сделке его с обманщиком.
Не мог он убить деву
Хрупкую, юную, спавшую на его груди,
Прекрасную и беззащитную в своем тревожном забытьи.
Особым способом коснувшись волос девушки,
Чародей навсегда сделал их багряными.
Он нарек свою пленницу именем Симары, северного демона,
Запер в башне своей и одарил зачарованным золотым гребнем.
Расчесывала девушка свои волосы,
И воспоминания ее о прошлой жизни сбегали с золотыми зубьями вниз,
К кончикам алых локонов,
Покидали их и терялись в чаду жженых трав, заполнявшем колдовскую башню.
Становились от прикосновений гребня волосы девушки длиннее,
С каждым взмахом руки, опускавшей золотистые зубчики в красные волны,
Бежали кровавые реки все ниже и ниже,
Все дальше и дальше.
Стекали с плеч, с подоконника, на котором Симара полюбила сидеть и созерцать движения облаков по небесному куполу,
Обвивали башню, вскинутые в воздух и скрученные порывами ветра.
Бежали секунды и миги, шли декады и недели, текли по вышивавшим историю нитям годы.
Солнце и Луна многократно сменяли друг друга на небосводе,
Мириады звезд и вереницы созвездий на эклиптике кружились бесконечной каруселью.
Безжизненные кусты роз снова заалели:
Длинные волосы Симары, из юной девушки превратившейся в молодую женщину,
Ветер навил спиралями и серпантином на мертвые ветви, на длинные иглы,
Будто привязав деву к дому похитившего ее колдуна.
Позабыла она свое прошлое,
О котором изредка нашептывали непонятным ей шелестом крыльев случайно залетавшие в башню мотыльки и бабочки.