— А где же машина?

— Я пешком пришел, — протянул ему пиджак. — Принеси мне что-нибудь поесть, а то на этом приеме одни мизерные закуски и овощные салаты подавали.

Семён с готовностью кивнул и засеменил в сторону кухни, а я зашел в кабинет. Комнату через окна освещала луна, поэтому включать свет не стал. Я взял письмо со стола и еще раз пробежался взглядом по обратному адресу.

— Уральская магическая академия, — я тяжело вздохнул.

Мне казалось, что все лучшие преподаватели стремятся обучать в столичных академиях, а на периферию едут одни бездари, поэтому письмо, полученное накануне, не воодушевило меня, а наоборот ввергло в уныние.

— Это ж сколько до него ехать-то придется? — я включил свет и подошел к большой карте империи, висящей на стене.

На ней были красным выделены железнодорожные пути, синим — автомобильные и зеленым — грунтовые и проселочные. Судя по билетам, купленным сегодня Семёном, завтра в полдень мы садимся на поезд и прибудем в Екатеринбург только через сутки и два часа. Но это была только часть пути. Дальше нас на автомобиле будет встречать представитель академии, с которым мы сначала будем ехать по асфальтированной дороге, а затем съедем на зеленую — просёлочную. Притом ехать по просёлочной придется километров двести.

— В деревню, в глушь, в Сара… в горы, — выдохнул я и с раздражением бросил письмо на стол.

В дверь постучали, и на пороге появился Семён с подносом в руках. Именно с ним мы завтра и поедем в академию. Я бы и сам вполне справился с бытовыми делами, но матушка настояла. А с ней спорить, только нервы себе трепать. Ее тревожность вкупе с чрезмерной опекой представляли гремучую смесь.

— Это все, что с ужина осталось. Больше ничего нет, — сказал он и поставил поднос на крепкий дубовый стол.

— А мне больше ничего и не надо, — я взял кусок хлеба, намазал сливочным маслом и сверху положил два куска холодной буженины. От толстостенной глиняной кружки поднимался густой пар, поэтому я аккуратно поднес ее к губам и отхлебнул. Чай был горячий и сладкий. Прям, как я люблю! Семён знает меня с рождения, а я его с трех лет. Именно в этом возрасте умер мальчик, в тело которого, по неизвестной мне причине, переместилась моя душа.

Я погрузился в воспоминания. На самом деле меня зовут Давид Руссо и я несколько столетий был главой ковена вампиров, проживающих на территории Иберии в другом мире. Первые два века жизни были насыщены эмоциями, чувствами и событиями, но потом все изменилось. Я начал терять вкус к жизни, а жажда крови жутко раздражала. Все повторялось: людей, где бы они ни жили и чем бы ни занимались, волновали только они сами, история циклично повторялась, природа менялась, но очень плавно. Даже научно-технический прогресс не сильно изменил суть происходящего.

Прожив еще несколько столетий, я начал периодически впадать в анабиоз, накладывая на членов ковена обязанность заботиться о моем теле, но, когда пробуждался, оказывалось, что все оставалось по-прежнему. Люди вылезли из пещер, но все также завидовали и ненавидели друг друга, их перестали убивать хищники, поэтому они убивали друг друга. Религия, законы, мораль — ничто не останавливало их от того, чтобы повторять извечные ошибки. В конце концов, скука и разочарование довели меня до того, что я захотел умереть. Да-да, вампиру надоело жить и пить кровь слабых никчемных людишек. Причем пить кровь мне надоело задолго до того, как я захотел покинуть тот бренный мир. Я провозгласил главой ковена своего преемника и попросил его убить меня перед всем ковеном. Но, когда моя голова покатилась по жертвенному камню, душа не улетела во Вселенную, чтобы познать неизведанное, а переместилась в другой мир в тело мальчика, который умер от удушья за пару минут до этого. Хорошенько откашлявшись, я сел и снова чуть не умер от крепких объятий моей теперешней матушки.

— Ты вещи приготовил? — с набитым ртом спросил я Семёна.

— Конечно, Ваше Сиятельство, — кивнул он и пригладил пучок седых волос, топорщащихся на затылке. — Только ваша матушка сказала, что еще раз все пересмотрит. Так что придется снова выкладывать и заново складывать, — тяжело вздохнул он.

— Ничего не поделаешь, — я взял второй кусок хлеба. — Я вот тоже не хочу ехать на север, но молчу. У каждого свой крест — вроде так говорится.

Семён пожал плечами, развернулся и, шаркая, побрел на выход. Я доел все, что было на подносе, включая бочковые соленые огурцы и брусничный джем, и поднялся в свою комнату. Уже засыпая, подумал о том, что, где бы я ни оказался, все равно возьму от жизни без жажды крови все, что только можно. И это не только учеба, а еще друзья, вечеринки и девушки. В этой жизни молодость одна и быстротечна.

Утро началось с топота бесчисленных ног, доносящихся с коридора и с первого этажа.

— Пошевеливайтесь! — кричала матушка. — Ромочке скоро ехать, а вы так до сих пор и не нашли!

Я наскоро оделся, умылся и вышел из комнаты. Служанка Глаша заглядывала за картины, висящие на стенах коридора. Эти картины не представляли никакой ценности, иначе матушка бы их уже давно продала.

— Что случилось-то? — я громко зевнул. — Что за сыр-бор с самого утра?

Глаша вздрогнула от звука моего голоса и вытерла испарину со лба.

— Так, оберег ищем, Ваше Сиятельство.

— Что еще за оберег?

В это время по лестнице поднялась матушка и бросилась ко мне.

— Беда! Беда, Ромочка! — она прижалась к моей груди. — Оберег-то твой младенческий потерялся.

— Оберег? Младенческий? — я задумался. — А зачем он тебе?

— Да, не мне, а тебе! Чтоб от сглаза защитить.

Ну, это уж слишком! Весь дом на ушах из-за кого-то оберега?! Я отвел матушку в свою комнату и как можно мягче и тактичнее объяснил ей, что взрослому человеку, каким я себя считаю и всегда считал, не нужны обереги, чтобы спастись от сглаза.