Шрифт:
Интуиция взывала, а наблюдательность и опыт подсказали, что сейчас в меня полетит заклинание «обморожение», поэтому я моментально активировал свой второй дар — Отражение.
Этот дар отражает любой магический урон, туда, куда я его направлю. Но только магический, либо урон от дара, не имеющего физической подоплеки. Другими словами, если запустить в меня проклятьем, обморожением, туманом смерти, дебафом или чем-то подобным, то я смогу это заклинание отразить. Причем, если захочу, то обратно в противника. А вот если в меня запустить ледяной стрелой, каменным шипом, или кислотным копьем, то с этим заклинанием мой дар не справится, к сожалению.
Я отразил «обморожение» практически сразу, как оно вылетело в мою сторону. Но отразил я его в барьер, чтобы ректор не остановил бой. Бросив на него мимолетный взгляд, я заметил, что он напрягся, а значит пора заканчивать.
Я специально не использовал магию против секретаря, чтобы унизить его. Еще бы, практически выпускника победил первокурсник, который даже не использовал магию в магическом поединке. Над ним ржать будет вся академия. Сам свалит, урод.
Снова я бросился к нему, и он попытался сбежать, закидывая меня низкоуровневыми заклинаниями, которые стали несколько слабее, чем были раньше. Кажется, до него начало доходить, что что-то здесь не так, но уже поздно. Я догнал его и нанес серию болезненных ударов, отчего он взвыл и попытался уползти, но я продолжал его бить со словами:
— Признавайся, падаль! И громко, чтобы все слышали. Обо всем рассказывай, тварь!
Вскоре он сдался и принялся орать во все горло:
— Она меня отвергла! Оскорбила! Никто не имеет права отказывать мне, Васюковскому! Мой отец глава города.
— Кто она? Конкретнее, — с нажимом сказал я и посмотрел на притихшую толпу.
— Ева Белкина! — он размазывал слезы, пытаясь вырваться, но я прижимал его коленом к полу.
— Про письма и угрозы расскажи, — я нашел взглядом Еву, которая ошарашенно смотрела на нас и прижимала руки к груди. Остальные студенты тоже начали на нее коситься.
— Я писал Еве письма, чтобы она сама ушла из академии, и никто не узнал, как она поступила со мной!
— То есть ты не хотел, чтобы дружки узнали, что тебя отвергла девчонка, поэтому кошмарил ее своими мерзкими письмами? Все верно? — я говорил громко и четко, чтобы толпа расслышала каждое слово.
— Да-а-а! — вскрикнул он, потому что я надавил на плечо, в которое до этого несколько раз сильно ударил. Наверняка там была большая гематома.
— А, что насчет шара определяющего дар к магии?
— Это я на него заклинание наложил, чтобы он не сработал на Еве!
— Отлично! Мне нравится, что ты признаешь свои ошибки. Но я бы еще хотел узнать, почему ты ошиваешься возле моего дома?
Он недоуменно посмотрел на меня и замотал головой:
— Я не ошиваюсь. Я даже не знаю, где ты живешь.
Так, одним подозреваемым меньше. Уже хорошо. Надо будет найти Трясогузкина и с ним так же поговорить. Эти двое очень похожи тем, что у обоих трусливая душонка. Против сильного боятся выступить и отыгрываются на слабых.
Я снова надавил коленом на извивающегося секретаря, и твердо сказал:
— Тебе осталось лишь попросить у Евы прощения, и закончим на этом.
Но, видимо, это испытание было самым тяжелым для него. Секретарь пытался оттолкнуть меня, параллельно творя заклинание, но поостерегся его применить, так как был очень близко и сам мог пострадать, ведь уже знал, что я не так прост. Тогда он решил ударить и уже занес руку, но я перехватил ее и заломил за спину, отчего тот снова заорал, а я продолжал медленно выкручивать руку, не обращая внимания на его крики.
— Ева, прости меня, пожалуйста. Прости-и-а-а!
Он сделал несчастный вид и повернул голову в сторону ректора в поисках поддержки. Но Григорий Георгиевич сурово смотрел на него из-под насупленных бровей.
— Думаю, на этом дуэль можно заканчивать, — сказал я, отпустил руку Валеры и двинулся к толпе, не спуская взгляда с Евы.
Я не знал, как она себя поведет, но видел слезы на глазах, поэтому хотел утешить. Я по-прежнему не выносил женских слез.
Но дойти до выхода не успел. Одновременно раздались какой-то свист и крик ректора:
— Прекратить!
Резко развернувшись, я увидел, как в меня летит ледяное копье. Я хотел увернуться, но понял, что тогда оно ударит по студентам, среди которых находится Ева. Мне ничего другого не оставалось, как выпустить молнию. С тихим треском она вырвалась из руки и ударила по копью. Дзинь! Копье буквально взорвалось, и лед со звоном посыпался на пол.
— Валерий! Вы что себе позволяете! — взбешенный ректор сжал кулаки и быстрым шагом направлялся к опешившему секретарю.
Тот попятился назад и еле слышно пролепетал: