Шрифт:
– Non. Крайне интересно, как они будут освещать эти события.
Он налил себе скотч, разбавил его водой и присоединился к компании.
Наблюдательная Анни сразу поняла: что-то произошло. Отец не разговаривал с ее мужем. Едва смотрел на него. И Жан Ги тоже не поднимал глаз на тестя.
– Что такое? Что случилось? – прошептала она в ухо мужу, когда они сели на диван.
Но Жан Ги только отрицательно покачал головой.
Самой важной новостью были события в Universite de l’Estrie.
– Он шутит, – прошептал Стивен, когда ведущий рассказал о воззрениях профессора Робинсон, о ее растущей популярности, о спровоцированных ее выступлениями стычках, которые становились все более ожесточенными.
Показывали записи, сделанные в зале на телефоны. Видео, конечно, было низкого качества, но оно давало представление о том, что произошло.
Взрывы хлопушек.
Потом крики, вопли. Начало паники. Они слышали голос Армана, призывавшего к спокойствию. А потом звуки выстрелов.
Рейн-Мари сделала резкий вдох, почти ахнула. Остальные посмотрели на Армана. Кроме Жана Ги, который смотрел перед собой.
Интервью с Эбигейл Робинсон. Она отказалась обсуждать содержание своей лекции, заявила: сейчас имеет значение только то, что все остались живы.
Гамаш, державший Рейн-Мари за руку, подумал, что Робинсон сделала это довольно искусно, в своем стиле. Она подавала себя как озабоченного, вдумчивого человека. Глубоко огорченного и очень сострадательного.
«Могло быть и хуже».
В интервью данная фраза не прозвучала. Для этого Робинсон была слишком умна. Но Гамашу она эти слова сказала.
И она была права. Ведь в самом деле могло быть и лучше.
Арман понял, что это точно характеризовало профессора. Изречь истину, но пройти мимо другой истины, еще более верной.
В репортаже появился и сам он, отвечал на вопросы по общественной безопасности, заверял людей, что стрельба в университете – это предумышленное преступление и что теперь угроза миновала.
По телевизору Арман похвалил публику за необычайное умение держать себя в руках, за отсутствие паники. Рассказал, как люди помогали друг другу при эвакуации, успокаивали тех, кто нуждался в помощи. Он говорил об их участливости, о внимании к ближнему. И отметил, что лишь благодаря этому обошлось без жертв.
В своей речи он воздал должное смотрителю здания и полицейским, исполнявшим свой долг в крайне трудных условиях.
Анни видела, что ее муж опустил глаза и уставился в ковер между своими тапочками.
– Жан Ги?.. – прошептала она.
Он повернулся, посмотрел на нее, выдавил улыбку.
Она улыбнулась ему в ответ. Тепло. С любовью. С поддержкой. Он подумал: как долго это продлится, если она узнает правду? Нет, поправил он сам себя, не «если», а «когда». Бовуар знал: он скажет ей, что сделал и чего не сделал.
Но сначала он должен поговорить с Арманом.
После новостей они пожелали друг другу bonne nuit [32] и разошлись по спальням. Только Арману еще предстояло поработать.
Он сел за свой ноутбук, прочел последние сводки, письменные отчеты.
Вокруг него в доме раздавались обычные звуки. Текла вода из открытого крана. Скрипели ступеньки под чьими-то ногами наверху. Стихали, а потом переходили в тишину приглушенные разговоры.
Тихо постанывал и потрескивал старый дом по мере понижения температуры и проникновения холода в кирпичи и балки.
32
Доброй ночи (фр.).
Арман ощутил присутствие Жана Ги, еще не увидев его. Он всегда чувствовал, если его зять находился поблизости.
Закончив последнее на сегодня письмо – подробный отчет премьеру Квебека, он повернулся:
– Да?
– Мы можем поговорить?
Арман протянул руку, выключил настольную лампу, встал.
Очками для чтения он показал в пустую гостиную, где в камине умирал огонек. Выйдя из кабинета, он посмотрел на лестницу, которая звала его в кровать. К Рейн-Мари.
Он мог бы отказаться от разговора с Жаном Ги, сослаться на усталость. Все объяснения можно было отложить до утра. Он мог бы пойти наверх, принять душ, почувствовать кожей горячую воду. Почувствовать Рейн-Мари, ее тепло в своих объятиях.
Но он знал, что этот разговор откладывать нельзя. Разговор был необходим. Еще одно последствие ушедшего дня. Лучше вскрыть этот нарыв.
– Вообще-то, я надеялся, что мы выйдем из дома, – сказал Жан Ги.
– Собаки уже выгуляны.
Арман уже давно решил называть Грейси собакой. Для простоты. И ради собственного душевного спокойствия. Кому нужен бурундук в доме?
Хотя Стивен теперь говорил детям, что после тщательного научного исследования он пришел к выводу, что Грейси почти наверняка крысундук. Фантастическая помесь крысы и бурундука.