Наш «костюм» предъявил аж восемь богато украшенными печатями бумаг, и вопросы у охраны отпали, и они послушали серию «пипов», изданных япошками.

— Ненавижу международные мероприятия, — поделился с нами чувствами бронированный, и мы пошли дальше, оставив охрану смотреть японские документы.

По коридору ходил народ, стены были украшены здоровенными фотографиями красот края, какими-то диаграммами, графиками и указателями. В нише коридора — баннер с надписями «Седьмой экономический форум». Перед баннером — фотоаппарат на штативе с мужиком-фотографом. В данный момент фотографируются жмущие друг другу руки, улыбающиеся негр и европеоид.

— А можно? — спросил Тимофея Лёха.

— Когда вырастешь и станешь политиком, — выставил тот условие, и мы пошли в левое крыло.

Миновав плакат с видом на дымящий трубами город и надписью «Инвестиции в Сибирь — грамотный выбор!», мы вошли на охраняемую парой бронированных автоматчиков пожарную лестницу и поднялись на третий этаж. На выходе снова встретили автоматчиков, прошлись по безлюдному коридору и зашли в дверь с номером 306.

Комната отдыха — или как это назвать? — выглядела скромно: кожаная мебель, красный ковер, кулер с водой, пара фикусов в горшках и включенные лампы дневного света — закрытые жалюзи не дают дневному свету попасть в помещение. На диване сидел Жириновский. Вживую я его в прошлой жизни, ясное дело, не видел, но, на мой взгляд, местный вариант Владимира Вольфовича отличался меньшим весом и большим количеством морщин. Улыбнувшись, он поднялся нам навстречу:

— Добрый день! Милые дамы, от всей души желаю победы в конкурсе. Витя, проводи, пожалуйста, артистов в гримерку, — в последней фразе скользило едва заметное недовольство. — Алексей составит им компанию, — попросил «на выход» и Лёху.

— Мамка за вас голосовать будет, — порадовал политика пацан.

— И мы все тоже будем за вас голосовать, Владимир Вольфович, — заверил Федор Степанович.

— Не подведу, — не стал убегать от ответственности Жириновский, и односельчане покинули кабинет в сопровождении одного из милиционеров.

Когда дверь закрылась, Владимир Вольфович стер добродушие с лица и спокойно спросил нашего провожатого-«костюма»:

— Тебе кого, Женя, привести говорилось?

— «Гостей в количестве одиннадцати человек», Владимир Вольфович, — развел тот руками. — Без конкретики.

— Оправдан, — буркнул Жириновский и протянул мне руку. — Ну здравствуй, подарок судьбы.

— Здравствуйте, — пожал я.

— Верительные грамоты есть? — отпустив мою руку, спросил он Гришу.

— Обычай знаком, — ответила девочка. — Документов нет.

— Докажи, что ты — не человек, — сложил он руки перед собой.

Жук-дипломат вытянула руки перед собой и превратила их в сверкающие хитином лезвия. Охрана напряглась, Владимир Вольфович кивнул:

— Достаточно. Благодарю. Присаживайтесь, — велел он, указав на кресла.

Мы сели, сам он вернулся на диван.

— Три дня до контакта? — спросил он.

— Да, — кивнула Гриша.

— Существует возможность ускорить?

— Нет.

— Твои полномочия?

— Предложить союз. Цели: уничтожение старой Верховной, возвышение матери, объединение человечества, обмен технологиями, совместная экспансия с включением в союз встреченные разумные расы. Вы — будущий президент человечества.

— Сказочно, — вздохнув, погрустнел Владимир Вольфович. — Так не бывает.

— У людей не бывает, — поправил я. — Но жуки — не люди. Это вообще одна особь.

— С одной особью договориться легче, — снова вздохнул он, приободрился и подмигнул мне. — Ладно, если прижмет — уйдем в Нью-Йорк.

Удобный проход мы нашли: прямо напротив входа в Центральный парк.

— Беру время подумать, — добавил Жириновский для жука-дипломата и переключился на меня. — Временно тебя усыновляю. Захочешь вернуться в свой мир — уйдешь, но сначала помоги дело сделать.

— Я понимаю, — кивнул я. — Сделаю всё, что смогу.

— Молодец, — припечатал меня Жириновский и поднялся на ноги. — Пойдем тогда.

Нас с Гришей и Вольфовичем окружила охрана, и мы покинули комнату.

— Сейчас тебя с людьми знакомить буду, — совместил проход по коридору с инструктажем кандидат в президенты. — Запоминать и разговаривать не обязательно — больше едва ли увидитесь. Просто стой рядом, улыбайся тем, кто улыбается тебе и пожимай руки.

— Хорошо.

— Натерпелся за эти дни? — сочувственно посмотрел он на меня.

— Нормально, — пожал я плечами. — Отдохну, когда все закончится. Можно мне зарплату?

— Я думал, ты долей добычи берешь, — весело подмигнул Жириновский. — Во народ, а? Только возможность появилась, сразу п***ть как не в себя кинулись. А потом они же будут требовать искоренить коррупцию!

— Коррупция и воровство — это плохо, — поддержал его я. — Но деревенских понять можно.

— Можно, — признал Жириновский. — После контакта зарплату тебе выпишу. Пока тебе все равно незачем — кормят, одевают. Не обижайся, но она… — кивнул на Гришу. —…Вполне могла запудрить тебе и нам мозги.