— Если бы это был Майлз, суд мог бы и подождать.

В последовавшем молчании она представляла, как ее слова бегут по телефонной линии к матери: маленькие потрескивающие искры электричества, которых никогда не вернуть.

Наконец ее мать ответила ровным голосом:

— Сделаем вид, что ты этого не говорила. Это было бы добрее. Ты не находишь?

Моджи прикрыла глаза.

— Прости, мама. Я не хотела… Это просто потому, что я так несчастна, я…

Послышался щелчок — ее мать повесила трубку.

В субботу утром, помахав рукой похмельному Джулиану и Моджи, которая стояла с каменным лицом, Патрик направился к своему дому с намерением достать из стола рисунок и отдать Антонии.

В доме Антонии не оказалось. Не было и ее вещей. Она исчезла. Он положил рисунок в карман и отправился на мельницу, но ее не оказалось и там, не было и ее машины.

Он не допускал возможности, что она сдалась и вернулась в Лондон. Это не характерно для нее. У Антонии оставалось шесть дней, чтобы разгадать загадку. Она могла пользоваться своим правом до полуночи четверга, когда владелицей мельницы станет Дебра.

Кроме того, ее автоответчик все еще был подключен — он выяснил это, позвонив из Лез Лимоньерс.

Патрик оставил короткое сообщение, прося перезвонить ему, и провел весь день над стопкой последних свидетельских показаний. Время от времени он безрезультатно звонил на мельницу.

В воскресенье утром Антония еще не вернулась. Дебра была уже раздражена, требуя его немедленного присутствия в Палате, а Нерисса не разговаривала с ним из-за Сьюки Хемингуэй. Около полудня, спустя два часа после прибытия последнего рейса из Перпиньяна, он заправил «Дискавери», закрыл оба дома и поехал на мельницу.

Ее машина была во дворе.

— Мне надо тебя видеть, — сказал он, когда она открыла дверь.

Она моргнула.

— Я думала, у тебя суд…

— Он начнется завтра.

Она впустила его и спросила, не хочет ли он кофе. Он сказал, что хочет, и занял место у стола.

— Извини, я не ответила на твой звонок, — бросила она через плечо. — Но я приехала несколько минут назад. Со вчерашнего утра я была в Тулузе. В библиотеке, заказывала ссылки в книгохранилище.

— Что-нибудь есть?

— Не знаю, они еще не готовы. Я возвращаюсь в Тулузу завтра.

В неловком молчании они подождали, пока вскипит чайник. Она насыпала в кружки кофе.

— Дело в том, — сказала она, хмуро глядя на банку с кофе, — что я не чувствую себя вправе жить в твоем доме. Слоняться там, шарахаясь от телефона.

Он кивнул.

Глядя, как она идет к холодильнику за молоком, он подумал, что еще месяц назад он ошибочно полагал, что у него все просто замечательно. Хорошая работа, приемное семейство, красивая невеста. Нет счастья, но, с другой стороны, у кого оно есть? Ему казалось, что все делает правильно. И если бы у него спросили об Антонии Хант, он бы ответил: «Ах, да… Конечно, я помню ее! Но сейчас она для меня — ничто, вот уже долгие годы». А теперь он готов бросить все ради нее, даже не зная, что она к нему чувствует.

Он хотел сказать ей, что любит ее, что был дураком, не поняв этого раньше. Что он порвет с Нериссой сразу же по возвращении в Лондон. Так может, им попробовать начать все сначала?

Но времени было мало, и инстинкт адвоката предостерег его не портить отношений, подгоняя ее. «Прости, Патрик, но слишком поздно начинать все сначала. Слишком много воды утекло». От этой мысли у него все сжалось внутри.

Он положил руки на стол.

— У меня мало времени, — начал он, — но я должен тебе кое-что сказать. Я должен тебе что-то отдать…

Она поставила пакет с молоком и посмотрела на него.

— То, что я сказал на следствии… это — ложь. Знаешь, это из-за Моджи.

— Да, — сказала она мягко. — Но это ничего не значит. Теперь уже ничего. Ты не должен себя винить.

— Это многое значит. Потому что это большее…

Она ждала, лицо ее было озадаченным.

— Тебе неизвестно, — продолжал он, — что вечером накануне следствия, Моджи передала мне вот это.

Он достал рисунок из кармана и развернул его на столе.

Она взглянула на листок, потом — на него. Ее губы округлились от шока.

— Майлз отдал его ей, — пояснил он. — А она — мне.

Антония стояла, глядя на рисунок. Не двигаясь. Не прикасаясь к нему.

— Перед следствием, — прошептала она наконец. — Она отдала тебе его перед следствием…

Он кивнул, наблюдая за ее реакцией.

— Ты должна была получить его много лет назад… Извини.

Он хотел, чтобы она посмотрела на него, но она этого не делала.

— А почему сейчас? — спросила она.