Один из оперативников сразу же доложил об этом подполковнику Головченко. Тот приказал продолжать наблюдение, а сам пошел к генералу.

— Вовремя пришел, — сказал генерал. — Я только что получил выволочку от губернатора. Докладывай, что у тебя?

Головченко рассказал о том, что служба безопасности Джабраилова вчера захватила одного из подозреваемых в ограблении. Сейчас он, по всей вероятности, находится в помещении склада на рынке. Туда же приехали Лобков и Джабраилов. Наверное, ведут допрос.

— Почему же они не говорят ничего нам? — спросил генерал. — Почему скрывают?

— Потому что не хотят, чтобы мы узнали точную сумму украденного, — сказал Головченко. — Вместе с деньгами банка там наверняка похищены и другие. И никто не должен знать, кому они принадлежат и для чего предназначались. Это не коммерческая тайна, это прямое нарушение закона.

— Может быть, может быть, — сказал генерал неопределенно и тут же спросил:

— Что вы намерены делать?

— Продолжать наблюдение. В том числе и за Джабраиловым.

— Это выкиньте из головы, — резко сказал генерал. — Устанавливать слежку за Джабраиловым я вам категорически запрещаю.

Головченко никак не отреагировал на последнюю фразу генерала и продолжил:

— Если им потребуется еще одна машина, значит, они будут перевозить подозреваемого в другое место. Мы можем выставить патруль ГИБДД и остановить эту машину для проверки документов. И таким образом получим подозреваемого в свои руки.

— А если они его не будут никуда перевозить?

— Надо придумать повод, который позволит нам легально, безо всяких подозрений со стороны Джабраилова проникнуть в склад.

— Какой повод?

— Пока не знаю. Может быть, даже устроить около склада драку и сделать так, чтобы часть драчунов скрылась в нем. Тогда мы получим законный повод провести в складе обыск.

— Думайте. — Генерал замолчал, что-то соображая, потом спросил: — Я могу сообщить о том, что мы вышли на след подозреваемого?

— Давайте подождем до завтра, — сказал Головченко. — Докладывать будем, когда он окажется в наших руках. От Джабраилова можно ожидать все, что угодно. Может случиться, что этого подозреваемого мы никогда не увидим.

— Вот этого допустить ни в коем случае нельзя, — резко произнес генерал. — Собирайте группу, думайте, что делать, и приходите ко мне.

Говоря о том, что подозреваемого можно никогда не увидеть, подполковник Головченко имел в виду только одно. Его могли просто убить. Головченко не сомневался в том, что его сейчас пытают. Если приехал Джабраилов, значит, дознание вступило в решающую фазу. Лобков и его подручные пойдут на все, чтобы заставить человека сказать, где спрятаны деньги. «Интересно, — думал Головченко, — сколько все-таки было украдено? Ведь не зря же так быстро убрали Хавкина».

В случайную смерть банкира он не верил. На свете вообще не бывает случайностей. Хавкину просто помогли уйти из жизни. Причем сделали это в высшей степени профессионально. На убийство не было и намека. Все было подстроено так, что в случайную смерть поверила даже жена Хавкина. Она убеждена, что ее муж свалился на асфальт из-за преследовавшей его депрессии. В последние дни он был очень рассеян. А на все ее расспросы отвечал только одной фразой: «Оставь меня!» «Да, — продолжал размышлять Головченко, — не зря говорят, что все большие деньги забрызганы человеческой кровью. Интересно, как чувствуют себя наши олигархи? Неужели и они живут в таком же постоянном напряжении? Конечно, в таком же. Иначе почему все они большую часть жизни проводят за границей и каждый из них все время возит с собой целое войско охраны? А закончат они так же, как Хавкин. Может, не под колесами автомобиля, а где-то в другом месте, но конец будет одинаков». Головченко никогда бы не согласился стать миллиардером. Он был человеком других принципов жизни.

Интуиция, подкрепленная логикой размышлений, не подвела подполковника. Джабраилов действительно приехал на склад рынка, чтобы любой ценой добиться от Биденко признания. Десять миллионов долларов уже давно должны были быть на Кавказе, а он до сих пор не знал, где они находятся. Об этом знал гаденыш, которого удалось поймать Лобкову. Но гаденыш молчал и никакие методы принуждения пока не заставили его заговорить. Джабраилову не терпелось увидеть его своими глазами.

Пройдя в конторку склада, он сначала ничего не мог рассмотреть из-за того, что после яркого дневного света весь склад показался ему сплошной черной стеной. И только постояв минуту, увидел сидящего у стены на полу человека. Его худое лицо казалось измученным, сухие, потрескавшиеся губы были черными.

— Дайте ему воды, — сказал Джабраилов и сел на лавку за стол.

Охранник налил из бутылки в пластмассовый стаканчик воды и протянул Биденко. Тот взял стаканчик и небольшими, осторожными глотками опорожнил его. Вытер ладонью губы и поставил стаканчик на пол.

— Ну, вот видишь, до чего ты себя довел? — мягко, стараясь выразить как можно больше сочувствия, произнес Джабраилов. — Зачем говоришь неправду, говоришь, что не знаешь никаких денег? Зачем врешь, что нашел пятитысячную купюру? Ты еще молодой, тебе жить надо, семью заводить, детей рожать, а ты вот тут сидишь и боишься, что тебя убьют. Скажи, где деньги, где доллары и иди на все четыре стороны. Никто тебя не обидит, я тебе слово даю.