Шрифт:
Именно такое видение посетило ее несколько минут назад, когда она лежала на диване. Она долго не открывала глаза, потому что знала: как только откроет их — видение исчезнет. Но ей все же пришлось встать и пойти к двери. Увидев на пороге Беспалова, Лена подумала, что это ее сбывшийся сон. Это судьба.
Сделав маленький шажок к нему и еще больше обнажив колено, она сказала:
— Предлагает всегда мужчина. А женщина или отвечает согласием, или отвергает предложение.
— В вашем городке есть место, где можно прилично поужинать? — спросил Беспалов.
— Конечно, есть, — сразу поскучнела Лена и, покачав коленкой, разочарованно сказала: — Даже несколько. Ресторан «Арарат», суши-бар. Можно еще куда-нибудь сходить.
— Скажи, пожалуйста, а «Садко» еще существует? — спросил Беспалов. Он вспомнил этот ресторан потому, что познакомился в нем с Надей.
Ресторан принадлежал бывшему майору Саше Рокотову, уволившемуся из армии еще до второй кавказской. Жена Рокотова Юля работала на продовольственной базе «Военторга». Ей и пришло в голову взять в аренду помещение бывшего овощного магазина и устроить в нем ресторан. Рокотов презирал торговлю, торгашей и всю сферу обслуживания, считая, что в ней могут работать только жулики. Но, не умеющий сидеть без дела, он помог жене отремонтировать помещение, своими руками изготовил столы и стойку бара и незаметно для самого себя стал у Юли чем-то вроде заведующего хозяйством.
Поначалу ресторан приносил одни разочарования. Юля еле сводила концы с концами. Но постепенно он стал своего рода клубом, где любили посидеть офицеры. Сначала действительной службы, а когда воинскую часть, стоявшую в городе, расформировали, отставники. Беспалов подумал, что в «Садко» он может встретить кого-нибудь из бывших сослуживцев.
Лена закусила нижнюю губку и, наморщив лоб, надолго задумалась. Потом с неохотой сказала:
— По-моему, существует. Но я там никогда не была.
— Ну, так давай сходим.
— Если тебе так хочется, — тусклым голосом произнесла Лена, и Беспалов понял, что у нее нет желания идти куда-нибудь.
Она бы накормила его у себя дома, но в ее квартире не было никаких продуктов. Обедами и ужинами всегда занималась мать, вторую неделю гостившая у сестры. Лена обедала на работе. На завтрак у нее был пакетик кефира и кусок батона, на ужин она брала себе сдобу или пирожное. Если бы она знала, что Беспалов сегодня приедет к ней, обязательно зашла в магазин и купила чего-нибудь. Но он всегда заявлялся неожиданно. И на этот раз не изменил своей привычке.
— Ну что, пойдем в «Садко»? — спросил Беспалов. — Это всего через три улицы.
«Садко» был маленьким чистеньким ресторанчиком, и Лена с любопытством осмотрела его. Ее удивило, что во всем помещении не было окон. Вдоль одной стены в небольших закутках стояли столики, вдоль другой располагался бар с высокой стойкой и такими же высокими стульями. За стойкой сидели два парня и девушка и пили то ли коктейль, то ли вермут. Лена определила это потому, что в их стаканах плавали кружки лимона.
Беспалов показал Лене на свободный столик, и они сели за него. Вскоре подошла официантка, принесла меню.
— Что будешь пить? — спросил Беспалов Лену.
— Только не водку, — сказала она. — Что-нибудь сладенькое и не очень крепкое.
Он заказал «Мускат». Пока официантка ходила на кухню за вином и закуской, Беспалов рассматривал молодых людей, сидящих за стойкой бара. Им было не больше двадцати, они еще не знали в своей жизни ни горьких потерь, ни счастливых обретений, поэтому вели себя расслабленно, часто смеялись, очевидно, рассказывая или вспоминая что-то смешное и незначительное. Девушка была не то чтобы красивой, но довольно миленькой. Она больше молчала, слушая парней, но улыбка не сходила с ее лица. Ей было приятно мужское внимание, и она не скрывала этого.
Когда-то вот так же Беспалов сидел здесь с Надей. Три года назад их воинская часть стояла в этом городке. Вместе с другом капитаном Иваном Николюкиным они зашли в «Садко» выпить по стакану водки. Надо было оглушить нервы, потому что в душе обоих клокотало. О сокращении в армии говорили давно, но сегодня они узнали, что об этом вышел приказ. Армия для офицера является смыслом его жизни. Он сознательно выбирает профессию защитника родины и так же сознательно готовит себя к тому, что, если родина потребует, должен отдать за нее жизнь. Офицер не может быть предателем. Тех, кто становятся ими, сослуживцы презирают. Теперь выходило, что родина сама предавала самых верных своих защитников.
Приказ еще не зачитывали, но содержание его офицеры уже знали. На душе у каждого было гадко. И не потому, что уже завтра их выбросят на улицу. Хуже было то, что они почувствовали себя ненужными своей стране. Да, собственно, и страны у них теперь не было. Страна — это то, что они привыкли защищать. А кого они должны защищать теперь? Нуворишей, ограбивших народ и бесстыдно выставляющих свое богатство напоказ всему миру? Но ведь нас всегда убеждали в том, что нувориши — это паразиты. Неужели паразиты стали олицетворением нации, ее совестью? Многие просто растерялись от неожиданных перемен. Николюкин подошел к Беспалову и сказал: