В год перехода Рахманинова на старшее отделение на экзамене в качестве почетного члена экзаменационной комиссии был П.И. Чайковский. По предложению комиссии Рахманинов сыграл несколько вещей в форме трехчастной песни. Песни эти так понравились, что к выставленному экзаменаторами высшему баллу «пять с плюсом» Чайковский прибавил еще три креста, окружив, таким образом, пятерку со всех сторон крестами.

Перейдя на старшее отделение, Рахманинов, следовательно, пошел по двум специальностям: фортепиано и специальная теория. Профессорами его были: по фортепиано – Зилоти, по контрапункту – С.И. Танеев, по фуге и свободному сочинению – А.С. Аренский.

Московская консерватория в то время была в полном расцвете. Среди недавно окончивших ее были талантливые музыканты: Зилоти, Брандуков, Корещенко. Однокашниками Рахманинова были Скрябин, Левин, Печников, Максимов и другие. Вполне естественным было то соревнование, которое происходило между учениками (ученики устраивали конкурс между Рахманиновым и Левиным), понятно также желание профессоров получить в свой класс лучших учеников и доля зависти, развивавшаяся среди профессуры. Это последнее привело скоро к разрыву отношений между Сафоновым и Зилоти. Делая громадные успехи и по классу фортепиано, и по специальной теории, Рахманинов с каждым годом все ярче выделялся среди учеников. Он оставался, однако, отличным товарищем и охотно помогал, когда мог, более слабым ученикам. Учение его шло легко, и, кроме того, за его занятиями строго следил Зверев. Правда, он нередко делал Рахманинову поблажки по сравнению с двумя другими воспитанниками (Максимовым и Пресманом), которым спуску не давал. Но однажды зимой 1889 года Зверев не сдержался, и между стариком воспитателем и молодым шестнадцатилетним воспитанником Рахманиновым произошла крупная ссора, которая повела к полному разрыву между ними. Рахманинов вынужден был переехать от Зверева и поселиться в семье своей тети Варвары Аркадьевны Сатиной (сестры его отца).

Все попытки примирения, предпринятые частью родственниками, частью самим Рахманиновым, который несколько раз пытался увидеть Зверева и извиниться перед ним, не привели ни к чему. Зверев упорно отказывался от свидания с ним. На семейном совете, устроенном в доме Сатиных сестрами отца Сергея Васильевича и А.И. Зилоти, В.А. Сатина была единственная, которая пожалела юного Рахманинова и не допустила, чтобы сын ее брата из-за ссоры со Зверевым, крутой нрав которого был известен всей Москве, остался без пристанища и без копейки, один в Москве. Вопреки желанию других, она настояла на том, что ему надо помочь, и предложила ему переехать к ней в Левшинский переулок на Пречистенке. Здесь его поместили в отдельной комнате, где он мог бы без стеснения продолжать свои занятия; и Рахманинов, всего раза два за все четыре года своей жизни у Зверева бывший в гостях у Сатиных и почти не знавший их, сделался скоро членом этой семьи. Старший сын В.А. Сатиной был одних лет с Сергеем Васильевичем, остальным детям было двенадцать, десять и восемь лет. Автору этих записок, в то время десятилетней девочке, отлично запомнилось утро, когда происходило совещание о Сергее Васильевиче. В доме происходили какие-то таинственные разговоры, кто-то приходил в неурочное время, двери кабинета, где собирались родственники, были закрыты, и наша мать, услав нас, двух младших детей, подальше от кабинета, велела нам разматывать большие клубки шерсти, добавив, что к нам сейчас придет двоюродный брат Сережа и чтобы мы были с ним добрые и нежные, потому что у него большие неприятности. Мы были в недоумении, что делать, но пришедший скоро Сережа сам помог положению, предложив нам свою помощь в разматывании шерсти. Через короткое время мы почувствовали себя на равной ноге с ним и быстро подружились. И тогда, и потом, в течение всей его жизни, он удивительно быстро завоевывал доверие к себе детей всех возрастов. Этой же чертой обладал и его отец. Вероятно, это происходило оттого, что оба, и отец и сын, любили детей как-то особенно нежно.

Перейдя весной на следующий курс, Сергей Васильевич провел лето с Сатиными в их имении Ивановке, Тамбовской губернии. Осенью, вернувшись с ними в Москву, он продолжал свои занятия в консерватории. Хотя до окончания консерватории Рахманинову оставалось еще два года, зима 1890/91 года по классу фортепиано оказалась для него последней.

Зилоти, поссорившись с директором консерватории, Сафоновым, внезапно ушел из консерватории, а Рахманинов, не желая за год до окончания переходить к другому профессору, пришел к мысли завершить учение по классу фортепиано в ту же весну. Совет консерватории, принимая во внимание его исключительные способности, разрешил ему этот выпускной экзамен по фортепиано, назначив ему, за отсутствием профессора, программу для экзамена (Соната ор. 53 Бетховена и Соната b-moll ор. 35 Шопена). Таким образом, восемнадцатилетний Рахманинов весной 1891 года блестяще оканчивает консерваторию по классу фортепиано и получает диплом как пианист.

Очень плодотворной была эта зима 1890/91 года и по композиции. Начав занятия по свободному сочинению у Аренского, Рахманинов сочиняет свой Первый фортепианный концерт [196] и исполняет его первую часть еще в бытность учеником консерватории; дирижером в ученическом концерте был Сафонов, который аккомпанировал Рахманинову первую часть этого концерта.

Кроме Первого концерта, Рахманинов заканчивает Трио для фортепиано, скрипки и виолончели. Первая часть трио была исполнена в январе 1892 года в концерте Рахманинова. Это трио до смерти Рахманинова оставалось ненапечатанным.

Проведя по окончании экзаменов лето в Ивановке, Рахманинов осенью, перед возвращением в консерваторию, проехал в Знаменское к бабушке Варваре Васильевне Рахманиновой. Последствия этой поездки были катастрофичны. Выкупавшись осенью в реке Матыр, Сергей Васильевич вскоре заболел. Вернувшись в Москву и поселившись вместе со своим консерваторским товарищем М.А. Слоновым, он сначала кое-как перемогался, но вскоре слег окончательно. А.И. Зилоти, узнав о его болезни, поднял тревогу, привез к нему хорошего доктора, который определил не малярию, как думали окружающие, а воспаление мозга. Все же, по всей вероятности, Рахманинов был болен перемежающейся лихорадкой. Так неоднократно говорили лечившие его потом врачи. Как бы то ни было, Рахманинов пролежал в постели полтора месяца.

Крепкий организм преодолел болезнь, но, выздоровев, Рахманинов был предоставлен самому себе и, не имея надлежащего ухода, вместо продолжительного отдыха, который советовал доктор, начал усиленно заниматься и сочинять, чтобы нагнать пропущенные занятия в консерватории и не терять года. По неоднократному свидетельству Сергея Васильевича, последствия болезни сказались в том, что он утратил частью ту необычайную легкость к сочинению, которая была ему до тех пор свойственна.

Оправившись окончательно от болезни только к Рождеству, Сергей Васильевич в конце зимы переехал на квартиру к своему отцу, который временно поселился в Москве около Петровского парка. Этой же зимой Сергей Васильевич дал с громадным успехом свой первый концерт в зале Вострякова. В концерте он исполнил, между прочим, первую часть упомянутого выше трио.

В марте 1892 года, за месяц до выпускного экзамена, ученикам была объявлена тема, выбранная для оканчивающих в этом году учеников по классу композиции (С.В. Рахманинов, Л.Э. Конюс и Н.С. Морозов). Им предложили сочинить одноактную оперу «Алеко» на либретто, составленное Вл. И. Немировичем-Данченко по поэме Пушкина «Цыганы». Возбуждение и радость, охватившие молодого композитора, были огромны. Ему неудержимо захотелось тут же, безотлагательно приступить к работе. Он помчался домой, но здесь его ждал жестокий удар. У отца Сергея Васильевича, где он жил, в это время были гости, и о сочинении нечего было и думать. Это препятствие так подействовало на композитора, что он, бросившись на свою постель, заплакал. Нечего и говорить, что отец, узнав, в чем дело, тут же выпроводил своих гостей, и Сергей Васильевич мог немедленно приступить к работе. Быстрота, с которой была написана опера, поразительна. Она была закончена в семнадцать дней – музыки в ней на час исполнения. Ко времени подачи ее в экзаменационную комиссию партитура оперы была тщательно переписана и даже переплетена (в темно-малиновый переплет с золотым тиснением). Об этом стоит упомянуть, так как обычно экзаменационные работы представлялись в неоконченном виде.