С большим успехом прошла и другая опера – «Русалка» Даргомыжского, где роль Мельника исполнял Шаляпин. Рахманинов дирижировал также и «Майской ночью» Римского-Корсакова, «Кармен» Бизе. Самолюбие его страдало из-за того, что иногда на утренниках, по воскресеньям, ему приходилось вести совершенно устаревшую оперу, не имевшую для него никакого музыкального интереса, – «Аскольдову могилу» Верстовского.

Со времени поступления Рахманинова в труппу Мамонтова начинается его дружба с Шаляпиным. Несмотря на различие характеров, вкусов, общества, в котором оба вращались, их обоих влекло друг к другу. Оба были молоды, талантливы, оба любили искусство. Проходя оперные партии, а потом разучивая романсы для совместного выступления в концертах, чуткий гениальный певец подхватывал малейшие указания или совет более музыкально образованного Рахманинова и исполнял вещи так, как только он мог это сделать. Рахманинов же, увлекаясь его исполнением, дополнял его, изумительно аккомпанируя ему. В течение ряда лет москвичи имели возможность наслаждаться неповторимыми, единственными в мире концертами, где два таких артиста выступали вместе и потрясали присутствующих своим неподражаемым исполнением. Они встречались и вне службы или серьезных занятий, и тогда удивительный юмор Шаляпина находил благодарного слушателя в лице Рахманинова, который буквально до слез мог часами смеяться над рассказами и проделками Шаляпина.

Познакомившись и подружившись с другими членами Частной оперы, Рахманинов охотно принял приглашение одной из певиц – Любатович – провести лето в ее имении на даче под Москвой. Туда же были приглашены: Шаляпин, балерина итальянка Торнаги и другие артисты и артистки. К ним часто приезжали в течение лета из Москвы Коровин и другие художники. Лето прошло быстро и весело, но осенью Рахманинов не вернулся в оперу. Его не удовлетворило дело, о котором он так мечтал. Он тяготился повторением все тех же опер, которые к тому же всегда ставились наспех; кроме того, состав хора и оркестра был довольно слабым.

Острое чувство, связанное с неудачным исполнением Первой симфонии в 1897 году, постепенно проходило. Рана залечивалась, и Рахманинов, по-видимому, опять начал тянуться к композиторской деятельности. Имя его как автора росло, спрос на его вещи также, его сочинения начали пользоваться успехом и за границей. В 1899 году он был приглашен в Англию, где многие уже знали его как автора Прелюдии cis-moll. Он продирижировал в Лондоне «Утесом» и играл свои фортепианные пьесы.

В отношении композиторской работы на помощь Рахманинову пришел Зилоти, который дал ему взаймы значительную сумму денег, чтобы Рахманинов мог начать писать, не мучая себя мыслью о необходимости кончать произведение к определенному сроку. Это помогло, и Рахманинов постепенно начал втягиваться в работу.

В 1895–1899 годах появился ряд его мелких вещей: Двенадцать романсов ор. 14, Шесть хоров ор. 15 для детских голосов (1895), Шесть музыкальных моментов ор. 16. Возможно, что часть этих сочинений была задумана и написана автором раньше.

Талант автора окреп. Он продолжает писать. Появляются Сюита для двух фортепиано ор. 17, Двенадцать романсов ор. 21, среди которых находится «Судьба», написанная для Шаляпина и неоднократно им исполненная вместе с автором. И все же процесс творчества Рахманинова шел с большим трудом.

Огромную помощь принесло Рахманинову в этот период лечение в течение целой зимы у врача-гипнотизера Н.В. Даля. Даль был сам большой любитель музыки, во время посещений Рахманинова внушал ему бодрость духа, энергию, желание работать, веру в свои силы. Он сильно укрепил общее состояние нервной системы Рахманинова. Самочувствие его изменилось, а работа начала идти более уверенно. Он решается писать большую вещь, и осенью 1900 года появляется его Второй концерт, посвященный Далю. Две последние части этого концерта были исполнены автором зимой под управлением Зилоти в концерте, устроенном Дамским благотворительным тюремным комитетом. Легко понять волнение автора и близких ему перед этим концертом, перед исполнением вещи, на которую теперь все помогавшие ему возлагали столько надежд. На беду накануне выступления Рахманинов ухитрился где-то простудиться. Не желая отменять концерт, он охотно глотал все лекарства и снадобья, которыми его начали пичкать окружающие. Дело чуть не кончилось плохо, так как кому-то пришло в голову напоить его глинтвейном. От излишнего усердия составные части глинтвейна были утроены, и бедный пациент сильно поплатился за свою доверчивость к медицинским познаниям друзей.

Концерт имел громадный успех и был восторженно принят публикой. К следующему сезону была дописана первая часть и весь Концерт ор. 18 исполнен в концерте Филармонического общества. Вслед за Концертом появилась Соната для фортепиано и виолончели ор. 19, посвященная А.А. Брандукову, и кантата «Весна» на слова Некрасова ор. 20, посвященная Н.С. Морозову. Кантата была исполнена Зилоти в концерте Филармонического общества, а Соната для фортепиано и виолончели неоднократно исполнялась Брандуковым и автором в течение целого ряда лет.

Ранней весной 1902 года Рахманинов уехал один в Ивановку Тамбовской губернии, и, проведя там около месяца, написал Десять прелюдий ор. 23. В конце года им написаны Вариации на тему Шопена ор. 22.

В этот год в личной жизни Рахманинова наступила большая перемена. Он женился на Н.А. Сатиной, очень любившей музыку и окончившей незадолго до этого Московскую консерваторию по классу фортепиано. Их свадьба была в Москве в конце апреля. Пробыв часть лета в Вене и Италии, а остальную часть в Ивановке, Рахманинов с женой осенью возвращается в Москву и поселяется в квартире на Воздвиженке.

Зиму 1902/03 года Рахманинов часто выступал в концертах в Москве, Петербурге и в провинции. Кроме того, он ездил с концертом в Вену, где имел большой успех.

В связи с более частыми концертными выступлениями его творческая деятельность опять сокращается. Борьба между двумя специальностями красной нитью проходит через всю его музыкальную жизнь. Эта борьба особенно обостряется в 1904–1906 годах, когда Рахманинов принимает приглашение дирекции императорских театров занять пост капельмейстера Большого театра. Это дало повод одному из музыкальных критиков изречь как-то, что «Рахманинов жжет свою свечу с трех концов».