Я взглянула на высокую фигуру Хранителя, и проклятая иголочка уколола сердце, заставив на секунду съежиться от нахлынувших эмоций.

«Нет, — твердо сказала я самой себе, — больше никаких чувств. Главное теперь — моя жизнь и свобода».

Свобода. Вот, чего больше всего жаждала моя душа.

Неизвестно, сколько мы шли по этому мрачному царству ночи. Иногда мы делали привал, и Моран зажигал небольшой костер. Пили воду, настоянную на травах. Она придавала сил, но совершенно не спасала от голода. Есть хотелось зверски.

После очередного привала, мы поднимались и снова шли вперед. Каждый раз Моран не гасил костер. Большую часть пути мы шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Иногда я нарушала эту тишину. Нет, вопросов я больше не задавала. Я тихо напевала песни из своего мира, казавшегося теперь таким далеким. Меня успокаивало собственное пение и отвлекало от однообразного пейзажа и протяжного воя ветра.

— О чем была эта песня? — неожиданно спросил Моран, когда я закончила петь и замолчала. Конечно, он-то моего языка не знал.

— В ней поется следующее: солнце мое, взгляни на меня, — сказала я, переводя слова культовой в моем мире песни на его язык, — моя ладонь превратилась в кулак. Если есть…э-э-э…свечи, дай огня, — пороха в этом мире не было, по крайней мере, такого слова в моем словарном запасе не было. Поэтому я изменила его на «свечи».

— Мне нравятся эти слова. Они наполнены смыслом, — медленно сказал он, — спой еще что-нибудь. Пожалуйста.

Он удивил своей просьбой. Некоторое время я упрямо молчала, не желая выполнять ее. Но давящая тишина и вой ветра действовали на нервы. Не выдержав, я тихо запела очередную песню. Простенькую такую, лишенную глубокого смысла. Зато веселую. Веселья особенно не хватало. Впрочем, как света и тепла.

Так мы и шли. Я пела, Моран молча слушал, иногда спрашивая, о чем была та или иная песня. Если бы не тьма, холод и голод, это вполне можно было назвать приятной прогулкой. Правда, немного изнуряющей.

Расстояние между нами и горами сокращалось. C одной стороны, я радовалась этому. Но с другой, совсем не хотелось спешить. Я опасалась, что Моран переместит нас в Цитадель, как только мы окажемся на той стороне. А если так произойдет, то не останется никаких шансов на побег.

«Но все-таки у меня будет в запасе несколько мгновений, пока Моран выстраивает заклинание для перемещения, — успокоила я себя, — этого времени может хватить для того, чтобы улизнуть».

Конечно, в моем плане были явные пробелы. Но все-таки это был иной путь, помимо Цитадели и Пограничья. Путь к свободе. Меня подстегивали решимость и уверенность, что все получится.

Когда уже все песни, что я знала, были спеты, а вода в бурдюке закончилась, мы наконец подошли к подножию гор. Они были иссиня-черные, кривые и напрочь лишенные какой бы то ни было растительности. До этого дня мне никогда не приходилось карабкаться по горам и покорять вершины. Я панически боялась высоты с раннего детства.

— Они впечатляют, не так ли? — произнес Моран, глядя на горы с восторгом. Я его чувств не разделяла.

— Меня они больше пугают, — ответила я, пытаясь разглядеть вершину, что скрывалась за густыми тучами.

— Эти горы намного древнее нашей расы. Они стоят здесь вечность, пожалуй, с самого сотворения мира, — Моран прикоснулся к холодному камню, — подумать только, сколько всего они повидали…Сколько тайн в себе хранят. Каждый раз, приходя сюда, я думаю об этом.

Я вспомнила о том, как некогда Галвин сказал, что Хранитель бывал в низинах, что были как раз неподалеку.

— Как часто ты бывал здесь? — спросила я, впрочем, не надеясь, что он ответит.

— Достаточно, — сухо ответил он и указал путь рукой, — сюда. Ты идешь первая. Если оступишься — я поймаю.

Я увидела узкую тропу. Глубоко вдохнула и, подавив в себе панику, сделала шаг. Следом поднялся Моран. Я старалась не смотреть по сторонам и тем более вниз. Только вперед и под ноги. Только на узкую тропу, что петляла и змеилась под ногами.

Я не останавливалась. Потому что знала, если остановлюсь, то не выдержу и посмотрю вниз. И умру от ужаса, от своей глупой фобии, от которой тряслись поджилки и потели ладошки.

Лишь присутствие Морана, что молчаливой тенью шел позади, придавало сил и немного успокаивало. Немного. Но этого было вполне достаточно, чтобы преодолеть горный кряж.

Невероятно, но я сделала это. Мы сделали. Пройдя длинный путь, спотыкаясь и чуть не падая от усталости, мы оказались на вершине горы. Вид оттуда открывался просто поразительный.

Слева — черный, безжизненный мир, который освещала вечная луна. Справа — дикий лес, утопающий в предрассветном тумане. Живое и мертвое. Черное и белое. Это был пугающий, но в то же время прекрасный в своей мрачности контраст.