Я была страшно голодна. Вообще, меня удивляло собственное состояние. У меня вновь появился аппетит, настроение было легкое и веселое, что все время хотелось мурлыкать песенки под нос. И щекотало сладкое предчувствие чего-то необыкновенного. События последних дней поблекли, казалось, что ничего плохого не было и не будет. А есть лишь этот дом, этот лес, этот мужчина…

Мы уселись за круглый стол, покрытый старенькой скатертью, и принялись за еду. Солнце освещало кухню, из открытого окна доносились ароматы трав и диких цветов, щебетали птицы, и новая волна умиротворения захлестнула меня.

— Здесь так хорошо, — блаженно протянула я, глядя в окно, — это какое-то волшебное место. Все здесь кажется родным и настоящим. Если бы у меня была возможность, я бы осталась здесь жить.

Моран молча смотрел на меня. В голубых глазах вспыхнули огоньки.

— Чей это дом? — спросила я, — и кто поддерживает здесь порядок?

Моран ответил не сразу. Он отвернулся и долгим взглядом смотрел в окно на чарующий лес. Затем снова посмотрел на меня и тихо ответил:

— Это дом моих родителей.

От изумления я не знала, что сказать. Я все время представляла его великим Хранителем, могущественным магом, но при этом совсем забыла, что в первую очередь он человек. У которого должны быть родители, прошлое.

— Где они сейчас? — так же тихо спросила я.

Он ничего не ответил и отвернулся к окну. Я поняла, что случилось что-то страшное, что-то неотвратимое. Вся утренняя радость мгновенно угасла, уступив место грусти и тоске. Стало ясно, что порядок в этом доме поддерживает он, Моран. А еще, что это не только дом его родителей, но и дом, в котором жил когда-то он сам. Когда был моложе, когда еще не был Хранителем. Дом из его прошлого, которого я совсем не знала.

— Здесь очень уютно, — произнесла я спустя долгие минуты, — но почему дом находится так рядом с границей?

— Мой отец, — ответил Моран, — был очень…необычным человеком. Поэтому после того, как он связал себя священными узами с моей матерью, выбрал это место для их жизни. Когда-то этот дом был полон любви, смеха и песен. Теперь же…

Он не закончил предложение, и тяжелый вздох вырвался из его груди. Столько боли, столько потери было в его голосе, в его взгляде, что я неосознанно протянула руку и прикоснулась к его ладони.

Моран руку не убрал. Наоборот, крепче сжал мою ладонь. Больше мы не проронили ни слова. Просто сидели, держась за руки и глядя друг другу в глаза. Я чувствовала его эмоции, его горечь, и мне хотелось разделить их с ним пополам. Хотелось забрать все плохое, стереть всю его боль, поглотить в себе без остатка, лишь бы он не был таким печальным. И таким одиноким.

За окном послышалось карканье ворона. Моран взглянул в окно, убрал руку и вышел наружу.

Через некоторое время он вернулся. Теперь его лицо было прежним. Беспристрастным и суровым.

— Сегодня мы проведем еще одну ночь здесь, — сказал он, усаживаясь за стол, — а завтра…Вороны принесут все необходимое, и мы сможем отправиться в путь. Я отправлюсь в Цитадель, а ты — в страну Мэйриин. Я перемещу тебя туда. Там более свободные нравы, поэтому, если ты будешь соблюдать меры предосторожности, вполне сойдешь за местную и легко затеряешься в толпе. В столице я сообщу, что ты сбежала на границе между мирами. Никто не отправится искать тебя. Все посчитают тебя мертвой — мало кому удается выжить на границе. У тебя будет достаточно денег, еды…

— Но почему? — воскликнула я с изумлением. Услышанное просто не укладывалось в голове, — почему ты помогаешь мне? Разве ты не должен доставить меня в Цитадель?

Он слегка наклонил голову и стал внимательно изучать мое лицо. Пробежался взглядом по глазам, губам, слегка коснулся шеи. Поднял руку и дотронулся до моих волос.

— У тебя были прекрасные волосы, — задумчиво сказал он, перебирая мои локоны пальцами, — но ты лишилась их из-за чьей-то попытки убить тебя. А я лишился покоя, до тех пор, пока ты не пришла в себя.

Я замерла. Сотни мурашек пробежали по телу. Во рту пересохло, а сердце забилось так часто, что, казалось, его стук слышен за сотни километров вокруг. Моран убрал руку и продолжил говорить спокойным тоном, глядя мне в глаза:

— Я не могу позволить Пролану или кому-то еще причинить тебе вред. У него твердые намерения пытать тебя, а после убить. Я не допущу этого. Это необъяснимо…Необъяснимо! Я нарушаю все принципы, иду на ложь. Но я не могу поступить иначе. Не могу позволить им убить тебя. Что-то внутри меня твердит, что если они убьют тебя — погибну и я…Понимаешь?