* * *

На дороге стоял немецкий грузовик. Видимо, его бросили совсем недавно, так как двигатель был еще теплым. Сопровождавшие нас солдаты немедленно полезли внутрь искать еду. Мы не отставали. Я нашел вполне приличный ломоть хлеба - примерно полбуханки, который разделил с Марио. Кроме того, нашлись банки с остатками тушенки. Положив толстый слой консервированного мяса на кусок хлеба, я впился зубами в волшебный бутерброд. Восторг! Завидев еду, майор больше ни о чем не мог думать. Он так и не двинулся с места, пока не насытился. Бедный старик!

* * *

Мы вернулись в овраг, где нас с нетерпением ждали остальные офицеры. Никто не знал, что делать. Вокруг нас стали собираться перепуганные солдаты. Время шло, а решение так и не было принято. Я отвел майора в сторону и сказал, что мы можем выйти из оврага, можем принять бой прямо здесь или попытаться пробиться на юго-запад. Ему следует подумать и решить, какой вариант предпочтительнее. Но старик мог думать только о насыщении своего желудка и о морозе.

Наконец какой-то молоденький капитан нервно выкрикнул:

– Хватит болтать! И так ясно, что мы все умрем. Так давайте умрем в бою!
– После чего он оглянулся вокруг и призвал: - Все, кто не желает умирать без боя, за мной!

Вместе с двумя сотнями солдат и сержантов он занял позицию у входа в овраг.

* * *

Остальные офицеры начали обсуждать наши перспективы. Марио горячо настаивал на том, чтобы мы сформировали единую колонну и двинулись на юго-восток. Остальные возражали, резонно полагая, что это невозможно, поскольку у нас нет ни одного компаса и, кроме того, мы практически безоружны.

За нами, младшими офицерами, вырабатывающими план спасения, словно привязанный, ходил старый майор, кроткий и молчаливый, как овечка. Группа, состоящая примерно из сотни солдат, тоже старалась не упускать нас из виду.

Остальные - а их было больше тысячи - молча лежали на снегу, подобно неподвижным грудам темной одежды. У них больше не было сил бороться.

Мы медленно двигались по оврагу. Оказалось, что он тянется в длину на несколько километров. Судя по хорошо утоптанному снегу, здесь не так давно прошли люди. Я считал, что мы идем прямо к немецкой батарее. На выходе из главной долины эта батарея внезапно открыла огонь в сторону Арбузова и едва не разнесла нас в клочья.

Было темно и холодно. Я не мог ни о чем думать, только молился. В конце концов овраг закончился.

Выйдя на открытое пространство, мы увидели много итальянских солдат, без сил лежащих на обочине дороги. Они не могли идти дальше.

По чистой случайности мы вышли на дорогу, по которой прошла основная колонна. К тому же она была очень близко. Позже мы узнали, что нас разделяло всего несколько километров.

Мне было очень жаль несчастных, лежащих на снегу и из последних сил, ни на что не уповая, борющихся со смертью. Но, несмотря на это, мое сердце пело и ликовало, потому что появление этих людей означало: мы на правильном пути! Наверное, так чувствуют себя пловцы, когда они, измученные борьбой с бушующей стихией, потеряв всякую надежду, неожиданно находят спасение.

Мы прибавили шаг. Каждый из нас думал о людях, оставшихся в овраге, но никто не заговаривал о них. Наконец, я напомнил о них майору, но он не позаботился послать кого-нибудь назад.

* * *

Теперь со стороны Арбузова слышались звуки яростного сражения. Неожиданно для самого себя я остановился и заявил майору, что он просто обязан откомандировать человека в деревню.

– Я уже отправил офицера, - вяло ответил он, затем пригляделся и, словно только что узнав меня, пробормотал: - А... это ты...

После чего спокойно пошел вперед, так и не приказав кому-нибудь что-нибудь делать.

* * *

Я чувствовал, что должен принять решение. Но все мое существо яростно протестовало против него. Попробуйте сказать потерпевшему кораблекрушение, что он должен бросить деревяшку, в которую вцепился, чтобы не утонуть. Правильно, он ни за что не выпустит ее из рук даже на секунду.

Господи, помоги мне, мысленно взмолился я, сделал над собой усилие и заявил майору, что пойду обратно. Марио Беллини сразу же принялся меня отговаривать. Но я напомнил другу, что мы - офицеры, а это звание ко многому обязывает. Тогда он решил идти вместе со мной. В последний момент к нам присоединился Винченцо Кандела. Он решил не отпускать нас одних.

Назад мы шли очень быстро, стараясь преодолеть несколько километров, отделяющих нас от оврага, за максимально короткий срок.

Люди сидели и лежали там же, где и раньше. Криками и, если надо, пинками мы поднимали их на ноги и заставляли строиться. Мы были обязаны вывести их отсюда.

Теперь в овраге оставались только те две или три сотни человек, которые вместе с молодым капитаном решили умереть в борьбе. В той стороне, куда они ушли, было тихо. По моим расчетам, до них было метров 400-500.