* * *

Марш продолжался. На обочине дороги попадались брошенные русские танки. Немцы с удовольствием фотографировали друг друга на их фоне.

Я как-то незаметно съел шесть или семь сырых картофелин. Совсем неплохо! Шедший рядом офицер спросил, что я ем. Я отдал ему оставшиеся корнеплоды. Консул Вианини счел весьма забавным то, с каким аппетитом мы поглощаем сырую картошку.

Должен признаться, что предубеждение, которое я, подобно многим солдатам, всегда испытывал против чернорубашечников из батальонов М, полностью исчезло после того, как я увидел их в бою. Вот и теперь наших генералов нигде не видно, а их консул все время здесь и старается, в меру своих сил, поддерживать порядок среди итальянцев.

Остановка. Несколько часов я провел, прячась от ветра возле большого странного сооружения, то лежа на снегу, то бегая и прыгая рядом.

И снова в путь. Честно говоря, я был рад, что мы опять пошли. При каждой остановке промокшие, ледяные ноги сводили меня с ума. Лучше уж идти, пока можешь, а потом упасть и умереть от усталости.

Мы шли много часов без остановок. Снег прекратился. День клонился к вечеру.

* * *

Я снова шел с капитаном Варенной, Карлетти, Боной и Санмартино. На очередном перекрестке мы обнаружили дорожные указатели, которые вновь вселили в наши души надежду. Как объяснил Варениа, Миллерово было уже недалеко. До него осталось всего 60 или 70 километров, точно не помню. Мы не допускали возможности того, что Миллерово в руках у русских.

* * *

Танки, оглашая окрестности зычным ревом, все так же двигались с фланга. На них сидели пехотинцы, напоминающие неподвижных белых сов.

Регулярно по утрам и вечерам над колонной появлялись немецкие самолеты, с которых летели на парашютах бочки с горючим и ящики с боеприпасами. Мы тщетно высматривали в небе хотя бы один итальянский самолет.

Когда-то, кажется еще в школе, я услышал слова, не знаю, правда, кому они принадлежали: "Крылья наших самолетов - это крылья Родины".

Эта, без сомнения, риторическая фраза в нашем положении казалась удивительно уместной и правильной.

Стемнело. Мы продолжали идти, не снижая темпа. Кто знает, сколько обессилевших людей осталось на дороге...

В полной темноте мы прошли через казавшуюся вымершей деревню. Люди, надеявшиеся на то, что через несколько часов окажутся в безопасности, плакали, как дети, и не стыдились своих слез.

Поздно ночью колонна остановилась в одной из деревень. Солдаты разбрелись по домам в поисках пищи и тепла.

* * *

Наша группа офицеров тоже вошла в одну избу. Там были люди. Первым делом мы отправили русского принести нам воды. По дороге мы часто глотали снег, но это плохо помогало, и нас постоянно мучила жажда. Затем мы попросили чего-нибудь поесть. Русские молча указали нам на квашеную капусту в бочке. Яство показалось мне совершенно отвратительным, и я едва заставил себя проглотить немного противного месива. Но немцы, при активной помощи наших солдат, сожрали все подчистую. Зато как же там было тепло!

Я сел у стены на кипу пустых мешков и немного расслабился. Нужно было отдохнуть. Рядом со мной стоял мешок, где оказалась пшеничная мука. Я принялся вытаскивать оттуда по щепотке и есть. Мука прилипала к небу, приходилось все время слизывать ее языком.

Горевшая лампада создавала вокруг себя обстановку мира и покоя. Как мне хотелось провести здесь ночь! Я отлично понимал невозможность такого счастья, но мне было удивительно приятно даже думать об этом.

Женщины, одетые в чистые, старомодные одежды, молча смотрели на нас. В их глазах было больше сочувствия, чем страха; они понимали, сколько нам пришлось выстрадать.

Мы в свою очередь тоже разглядывали их без злобы. К тому времени мы уже научились отличать русских людей от большевиков, хотя они и сплотились, чтобы защитить себя от зверств немцев.

Мы успели проникнуться добрыми чувствами к простым людям из маленьких русских деревень, куда не дошло влияние коммунизма, и искренне сочувствовали женщинам, которые, после того как церкви переделали в склады и стойла, потихоньку молились в своих домах, пряча в укромных местах священные иконы.

* * *

Ко мне подошел немецкий капрал и очень вежливо, сначала по-немецки, а затем на хорошем итальянском языке, попросил освободить для него немного места. Он поведал свою историю. Будучи австрийцем, он провел несколько месяцев в Италии у дальних родственников, где и выучил язык. Он предложил мне поделиться нехитрой едой, которую достал из кармана. У него было несколько русских сухарей и итальянская галета. Я отказался.

Мы попросили русских хозяев избы обрисовать обстановку. Они объяснили, как могли, что деревню постоянно обстреливают, днем - русские "катюши", ночью - немецкие танки. Миллерово уже совсем близко, до него осталось меньше 40 километров, там пока немцы.