Следовало воспользоваться остановкой, чтобы немного подкрепиться - у меня были с собой галеты и мясные консервы. Но мясо превратилось в кусок льда, от которого я с помощью перочинного ножика сумел отколоть только несколько маленьких осколков.

Затем мы попытались навести в колонне хотя бы какое-то подобие порядка и снова разделить сбившихся в кучу людей на Торино и Пасубио. Но быстро поняли, что это бесполезно.

* * *

К нам присоединился младший лейтенант Конти, с которым мы жили в Черткове в одной избе. Спасаясь от холода, мы, как и многие вокруг, сели тесно прижавшись друг к другу и накрылись сверху моим одеялом. Это не слишком помогало.

Неподалеку я услышал незнакомый голос, говоривший на старо-миланском диалекте. Я едва мог поверить своим ушам. Было так странно слышать в этом ужасном месте мамин говор, когда она пела нам колыбельные, а мы были еще детьми. Мне стало очень грустно, на глаза навернулись слезы.

Нет! Нельзя расслабляться! Сейчас не время!

Почему же остановка так затянулась?

Долго ли нам еще идти?

И правда ли, что нам предстоит добраться до окруженного немецкого гарнизона и помочь ему прорвать кольцо?

Мороз становился непереносимым. Хотя мы едва держались на ногах от усталости, все равно были вынуждены постоянно находиться в движении. Надежды постепенно покидали нас.

Мы снова тронулись в путь, когда небо впереди приобрело угрожающий фиолетовый оттенок.

Самолеты сделали прощальные круги над колонной и скрылись из виду. Мы свернули направо и теперь двигались прямо на север. Почему именно туда? Наш маршрут пролегал через заросли очень высокой мертвой травы. Создавалось впечатление, что мы идем по длинному коридору между двумя стенами. И лишь иногда издалека доносился звук выстрела.

* * *

Мы сделали еще несколько коротких остановок, но в целом колонна снова пошла быстрее. Удалось даже навести относительный порядок. Несколько сержантов из берсальеров все-таки разделили людей на Торино и Пасубио и теперь бдительно следили за тем, чтобы ряды вновь не смешались. Для этого им приходилось беспрерывно покрикивать на не желающих подчиняться дисциплине солдат, иногда они в ярости даже палили в воздух.

* * *

Трава кончилась. Перед нами опять была ровная, заснеженная низина. Мы шли и все время поглядывали на запад, ожидая в любую минуту увидеть свои линии укреплений. Но вместо этого нас в очередной раз приветствовали знаменитые русские "катюши". Их снаряды падали в снег немного в стороне от нас, окутывая колонну клубами золотистого дыма. Значит, и здесь нас поджидает враг!

Надо идти вперед. И стараться ни о чем не думать.

Мы с Антонини как-то незаметно перешли демаркационную линию между Торино и Пасубио. Я увидел нескольких устало шагавших знакомых офицеров. Стемнело.

Мы свернули налево. Теперь наш курс снова лежал на запад.

Колонна сильно растянулась, "похудела", и в итоге распалась на несколько изолированных групп. Во главе шли немцы и часть итальянцев, затем, в некотором отдалении, Пасубио, в хвосте колонны тянулась неорганизованная толпа итальянцев. Причем группы разделяло довольно большое расстояние. Если хвост колонны, состоящий сплошь из невооруженных людей, подвергнется нападению противника, нетрудно предположить, чем кончится дело.

Мы вошли в деревню. Думаю, это была Стрельцовка.

Теперь, пожалуй, мы все, не исключая немцев, были похожи на заезженных кляч.

Я попросил Антонини остаться на некоторое время с Белладженте и немного перевести дух. Я же намеревался добраться до начала итальянской колонны и попытаться прояснить обстановку. Мои нервы были настолько напряжены, что я не мог идти медленно.

В темноте я заметил расположившихся между избами немцев. Возможно, они занимали позиции?{20}

Антонини взорвался: "Значит, ты хочешь меня бросить! Тоже мне друг называется!"

Я молча рванулся вперед, мысленно оправдываясь, что не обязан сносить вспышки раздражения и гнева даже самых лучших друзей. Но при желании можно найти оправдание любому поведению, даже самому недостойному. А правда заключалась в том, что я больше не владел собой.

Прошло совсем немного времени, и я услышал голос Аитонини, окликающий меня по имени. Я не ответил. Я бросил своего друга.

(Несколькими днями позже мы встретились, уже вырвавшись из "котла". Антонини ни словом не упрекнул меня, только крепко сжал в своих объятиях.)

Глава 30.

16 января

Теперь я был один.

На деревню обрушились "катюши". Немцы лежали прижавшись к земле и даже не пытались открыть ответный огонь. Яркие вспышки взрывов освещали скорчившиеся на снегу фигуры. Кажется, никто не пострадал.

Вперед!

Мы уже подошли к последним домам, когда рядом взорвалось еще несколько снарядов.

Впереди начинался очередной пологий склон, которому не было видно конца. Единая колонна теперь разбилась на две, двигающиеся параллельно. С левой стороны двигался транспорт, в том числе и немногочисленный итальянский, в полутора или двух километрах справа змеилась кажущаяся бесконечной цепочка людей.