Перед началом подъема я сунулся было в ближайшую избу, чтобы немного передохнуть в теплом помещении. Выяснив, что там для меня не найдется места, я устало присел рядом с незнакомыми солдатами прямо на снег, привалившись спиной к стене какого-то полуразрушенного строения.

Мороз, видимо, решил испытать на нас всю свою богатырскую силушку. Еще несколько минут в неподвижности - и я уже никогда бы не смог встать.

* * *

Я начал подъем в колонне транспорта. В ней попадались сани с итальянцами. Я понадеялся, что Антонини сумел найти на них место, и решил его поискать. Но мои долгие блуждания в темноте между санями и громкие крики не дали результата. Тогда я приказал себе больше не думать о друге. Мне необходимо было сконцентрировать всю свою энергию на том, чтобы идти дальше. Сколько я еще выдержу?

* * *

Немецкие грузовики, выплевывая клубы дыма, тянулись вверх по склону. Их колеса казались удивительно черными на фоне белого снега. Тощие лошади с неимоверными усилиями тянули наверх перегруженные сани. От выносливости этих неприхотливых животных сейчас зависели жизни множества людей.

А ветер словно решил сдуть нас с этого света. С маниакальным упорством он старался проникнуть под одежду и выдуть остатки жизни из наших измученных тел.

Как о величайшем наслаждении, мы мечтали полежать несколько часов на полу какой-нибудь хотя бы самой плохонькой лачуги. Пусть даже нетопленой о таком чуде, как тепло, мы даже не мечтали. Главное, чтобы были стены, защищающие от пронизывающего ветра.

* * *

Я шел и думал о наших правителях, ввязавшихся в войну. Сейчас они находились в далеком Риме, в привычной неге своих роскошных жилищ, спали на мягких постелях...

При этом они послали своих солдат воевать в этот убийственный климат, даже не позаботившись о соответствующей одежде! Как их можно назвать? Негодяи! Сукины дети! И это еще мягко сказано.

Хотя теперь я считаю, что они тоже, как и мы все, были не более чем орудиями в руках Провидения.

Очевидно, в той или иной степени то же самое чувствовал каждый из нас. Поэтому в тяжелые минуты мы значительно реже обсуждали наших правителей или роптали, чем когда дела шли нормально.

Нам казалось невероятным, что те ужасные события, в которые мы оказались вовлечены, зависели от воли нескольких мелких людишек{21}.

Эти люди - наше наказание.

А только один Бог может наказывать человечество{22}.

Иначе войну нельзя объяснить.

Даже если мы пройдем через нее и найдем способ донести до остальных, особенно до непосредственных виновников, настоящий смысл войны, в будущем войны все равно будут продолжаться, вопреки человеческой логике.

Да и в прошлом человек никогда не желал войны. Но чтобы действительно их предотвратить, необходимы совместные усилия всего человечества. Люди должны перестать делать войны неизбежными, продолжая ежедневно и ежечасно грешить. Человеческие грехи имеют свойство накапливаться и в итоге становятся неуправляемой лавиной, которая начинает двигаться, сокрушая все на своем пути, калеча и убивая.

* * *

Я заметил на проезжавших мимо меня санях артиллерийского капитана Тривулци, высунувшего голову из-под одеяла, которым он укрывался. Увидев меня, он моментально скрылся под одеялом, словно боялся моего дурного глаза. Сделав вид, что не понял намека, я устремился за санями и довольно долго шел за ними с упорством автомата, как привязанный. Вскоре колонна остановилась, и я устало присел на краешек саней. Капитан начал смотреть на меня откровенно враждебно, и до меня наконец дошло, что мне лучше убраться восвояси.

Я попытался забраться на другие сани, которые счел итальянскими, но там оказались немцы, которые моментально меня согнали. Пришлось идти дальше.

* * *

Дорога продолжала подниматься вверх, она была ровной, широкой и белой. Я на секунду забыл о лютом морозе и свирепом ветре и посмотрел вокруг. Справа от нас простиралась заснеженная степь, где-то у линии горизонта заканчивающаяся лесом. Слева тянулась такая же белая пустыня, которую перерезала лишь темная змейка колонны. Огромность окружающих нас пространств ошеломляла и подавляла.

В конце концов подъем закончился. Я снова вышел на равнину.

* * *

Мы прошли мимо нескольких огневых точек с установленными там немецкими орудиями. Я хорошо помню, что перед ними лежало множество трупов русских солдат. Один из них, судя по всему азиат, остался поперек дороги. Я обратил внимание на его толстый, добротный шлем, хорошо защищавший лицо. И решил его снять. Это оказалось нелегко, потому что уши мертвеца застыли, превратившись в куски льда. Но я справился с этим делом и только тогда обнаружил, что шлем покрыт кровяной коркой. На широком лице мертвого солдата тоже застыла кровавая маска.

Я натянул шлем поверх моего. Вскоре он согрелся и начал издавать странный запах. "Запах сибиряка", - подумал я. Зато теперь у меня не было необходимости укрывать голову одеялом.

Разные события происходили на том склоне. О некоторых даже не хочется вспоминать. Стыдно.

Один итальянский офицер предложил немцам тысячу марок (7600 лир) за то, что ему позволят десять минут посидеть на санях. Немцы согласились, но через три минуты, прикарманив деньги, выкинули его в снег. Итальянец был уже одной ногой в могиле и не мог себя защитить.