– Тысяча фунтов? В качестве годового жалованья гувернантке? Вы, верно...

– Сошёл с ума? – Мур неожиданно выпрямился и поднялся с кровати, двигаясь плавно и осторожно, словно хищное животное. Он пересёк крошечную комнату, Грейс невольно сделала шаг назад, и её каблук ударился о дверь.

– Я не сошёл с ума. По крайней мере, пока. – Мур остановился едва ли не в футе от Грейс. – Я хочу вас и не делаю из этого секрета. Надеюсь, со временем вы почувствуете то же самое и согласитесь стать моей любовницей на то время, пока это будет устраивать нас обоих. Если это произойдёт, я осыплю вас гораздо более роскошными подарками, чем простой коттедж и тысяча фунтов, не сомневайтесь. Если же вы решите остаться только гувернанткой на предстоящий год, то так тому и быть. Имейте в виду, что я никогда бы не сделал столь щедрого предложения ни одной другой женщине. Только вам.

– Почему я? – выкрикнула Грейс в отчаянии, задавая вопрос не только Муру, но и великому Шевалю. Этьену, который уже не сможет ей ответить, да никогда и не мог.

Мур, один из величайших композиторов человечества, не смог ответить на этот вопрос. На его лице промелькнуло замешательство, подобное тому, которое испытывала Грейс.

– Я не знаю, – хрипло прошептал он. – Я не могу этого объяснить.

Грейс обошла его и пересекла комнату, увеличивая между ними расстояние. Как она могла согласиться? Как могла отказаться?

Грейс кинула на него взгляд через плечо. Тонкие льняные рукава его белой рубашки и золотые пуговицы на жилете в чёрно-бежевую полоску выглядели такими дорогими и элегантными на фоне неровной выцветшей стены её комнаты. Мур ожидал, что Грейс сделает то, чего не смогли его деньги, положение и талант. Излечит его от отчаяния. Грейс потерпит неудачу, и он её возненавидит, но что делать. Он предложил ей единственный шанс достойно выбраться из нищеты, и она собиралась им воспользоваться.

– Я согласна.

– Значит, по рукам! – Мур направился к двери, на ходу застёгивая пуговицы на рубашке. Он взял со стула галстук, поднял воротничок и обернул влажную полоску шёлка вокруг шеи.

– Какие предметы должна изучать ваша дочь? – спросила Грейс, когда Мур подошёл к зеркалу в жестяной рамке на стене рядом с дверью. Пока он завязывал галстук, наклонившись, чтобы видеть отражение своих рук в искривлённом зеркале, она продолжила: – Я могу обучить её игре на скрипке, но поскольку я не сильна в игре на пианино, боюсь...

Её прервал резкий взрыв смеха. Мур выпрямился, искоса взглянув на Грейс, взял со стула пиджак и натянул его на себя.

– Изабель и так уже прекрасный композитор, лучше, чем я был в её возрасте. Она превосходно играет на пианино. Полагаю, не помешало бы научить её играть на скрипке. – Он сделал паузу, задумчиво нахмурившись. – Если только она уже не умеет. Учитывая её таланты, я бы не удивился.

– Вы не знаете, умеет ли ваша дочь играть на скрипке?

– Не знаю. – Он не стал вдаваться в подробности. – Я оставляю на ваше усмотрение выбор учебной программы. Думаю, вам лучше знать, в каком образовании нуждается маленькая девочка. – Мур вытащил из кармана пиджака визитку и бросил её в корзину с апельсинами. – Надеюсь, вы сможете приступить к своим обязанностям уже завтра, – продолжил он, кладя в корзину три фунта по одной банкноте. – Буду ждать вас в одиннадцать часов утра.

– Это же полное безрассудство! – воскликнула она, всё ещё не в силах до конца осознать происходящее. – Платить за работу гувернантки столько, сколько платят любовнице.

– Безрассудство – это часть жизни, не находите? – Набросив на плечи плащ, он потянулся к дверной ручке.

Грейс проследила за тем, как он повернул её и вышел.

– Что, если я окажусь ужасной гувернанткой? – крикнула она ему вдогонку.

– Это не имеет ни малейшего значения.

– Значит, нанять меня в качестве гувернантки – это всего лишь предлог, чтобы поселить в вашем доме? Ваша дочь здесь действительно ни при чём?

Мур остановился в дверном проёме и, повернувшись, посмотрел на Грейс.

– Ни при чём. – С этими словами он отбыл, закрыв за собой дверь.

Грейс в замешательстве уставилась ему вслед. Её снедали противоречивые чувства. С одной стороны, она испытала неимоверное облегчение от того, что у неё появилась работа, еда и надёжная крыша над головой. Грейс не верилось, что по истечении одного короткого года её ждали собственный дом и тысяча фунтов в придачу. Она будто попала в сказку.

Её не беспокоила работа гувернантки. Будучи старшим ребёнком в семье, Грейс многое знала о том, как присматривать за детьми, и уж с воспитанием восьмилетней девочки точно справится. Её беспокоил работодатель. Своевольный, высокомерный и переменчивый, как английский весенний день. Дилан Мур был одержим своей музыкой и находился в творческом кризисе. Она взглянула на кровать, представив, что он так и лежит, развалившись на матрасе, изучая её своими чёрными смеющимися глазами. Ни одна женщина не могла устоять перед его порочным обаянием.

"Когда я смотрю на вас, я слышу музыку. Вы моя муза".

Он в это верил, а Грейс знала, что для творческих людей музы имеют большое значение. Она долго стояла в задумчивости, размышляя о Фаусте, который продал душу дьяволу, чтобы исполнить своё самое заветное желание. Приняв предложение Мура, не совершила ли она ту же ошибку.

К тому времени, когда экипаж Дилана въехал на Портман-сквер, дождь перестал лить как из ведра и лишь слегка моросил. Войдя в дом, Дилан вручил Осгуду плащ и сообщил, что гувернантка дочери прибудет в одиннадцать часов утра. Затем он велел, чтобы в его комнату принесли бутылку бренди, и спросил об Изабель.