— Слышу превосходно, — разозлился я на свое косноязычие. — Мысль здравая, просто выразился неудачно. Вношу поправку… Разумеется, отцу небезразлично, что за хрен с горы поведет тебя к алтарю, и, вернее всего, он попробует подрезать крылья вашему Амуру, если хрен окажется не того сорта. Однако одно дело — забраковать твоего избранника, и совсем другое — вынудить к браку со своим собственным… Так, стоп! Это я тоже услышал. Но ты меня поняла: я сейчас о Сергее. Или о любом другом золотом юнце, которого отец сочтет выгодной партией для своей дочурки. Будет ли он направлять и подталкивать тебя в твоем выборе? Вполне возможно. Но наседать, как он умеет, и, тем паче, приставлять нож к горлу — не думаю. Зачем ему? Не того калибра этот вопрос…

— Так все дело в калибре? — Алена подтянула к себе правую ногу, которую я без труда различал по блескучему браслету на щиколотке (прошлогодний подарок от любящего брата), и довольно бесцельно, на мой взгляд, принялась тереть тонкую кожицу между пальцев. — А если калибр окажется подходящим? Если для папеньки это почему-то принципиально? Если у него какая-то капитальная ставка на мое замужество, о которой мы не знаем?

— Слишком много «если», дружок.

— Вообще-то, одно…

— Да, верно… По сути, одно, но очень значительное. Так что правильнее будет выразиться: слишком большое «если». Именно от него все зависит в нашем ребусе и именно о нем нам ровно ничего не известно, как ты сама только что сказала. Поэтому обсуждать эту тему сегодня немножечко бессмысленно, не находишь?

— Ты так считаешь? — сестра уязвленно насупилась.

— Смею напомнить, что ни черта еще, в сущности, не произошло. Весь сыр-бор исключительно из-за того, что к вам почему-то зачастили ***ские, а их удалой малец еще даже за ручку тебя взять не попытался, не говоря уже о прочем… Знаешь, какими методами Кристине пришлось меня приручать, прежде чем я предложение сделал?

— Да уж догадываюсь, — неприязненно откликнулась Алена. — Ты прав. И о чем я только думала! Сунулась со своим девчоночьим порожняком к мудрому старшему брату. С фига ли, спрашивается? Может, все еще само рассосется, и ему незачем будет беспокоиться, как он, собственно, и привык. Ну, а если вдруг не рассосется, тогда и беспокоиться станет поздно — тоже неплохой вариант. Ни хрена ведь уже не поделаешь, коли так вышло: снова можно не напрягаться и не поднимать своей задницы с дивана… А сестре-то что посоветуешь в ее первую брачную ночь? Какие будут наставления? Расслабиться и получить удовольствие?

— Алена, ну зачем ты так… — я искал на столе сигареты, но никак не находил: их точно ветром сдуло.

— Дима, а как мне нужно? Научи! Если я сейчас не в бреду (еще одно большое «если») и у отца реальный пунктик по части моего замужества, то всему пиздец, понимаешь? Без разницы, что за этим кроется: то ли заскок какой-то, в натуре, то ли деловой интерес. Так и так мне хана. Мои планы, мои желания не в счет: он не остановится.

— Перед желаниями — возможно, но перед чувствами…

— А что ему до моих чувств? Какие вообще могут быть у меня чувства, кроме дочерней признательности? И со своей колокольни он прав: что мне за дело, кто будет меня трахать, когда речь идет о моем же благе? Даже не сомневаюсь, что мое благо там не на последнем месте — такое, каким он себе его представляет…

— Не пойму, ты шутишь или всерьез? И чьи же представления важнее? Благотворителя или его несчастной жертвы?

— Димочка, мне двадцать всего и я дегенератка — откуда мне знать? Папенька целую жизнь прожил и сумел в ней преуспеть, как многим и не снилось. Слышала, на заре молодости его кто только не трахал — и он им позволял, потому что так было нужно. Все это в переносном смысле, надеюсь, хотя какая на хрен разница? Теперь он сам всех трахает — кого ему вздумается и как вздумается. А главное, что его лично никто и пальцем тронуть не посмеет уже никогда в жизни… И от своей дочери он не потребует ничего такого, чему сам когда-то не узнал цену. А если я не захочу — нагнет за милую душу: такую клизму мне вставит, что я вперед себя побегу хоть к Сереже, хоть к черту лысому… Но все-таки я не хочу, не хочу…

— А ты не пересаливаешь, подруга? — я решил зайти с другой стороны. — Не с руки мне защищать отца, но, давай признаем: он все же не чудовище с улицы Вязов, не сказочный Кощей, а вполне земной человек с чудовищным характером. Как лучшие, так и худшие его черты нам более-менее знакомы, в том числе — в своих самых крайних проявлениях. И даже в крайностях он ведет себя скорее как властный и расчетливый засранец, но не как бесчувственный злодей.

— Злодей? — сестра опешила. — Нет, он не злодей. Я об этом всю дорогу твержу, почему ты меня не слышишь? Я твердо знаю, что никакого зла папочка мне не желает, — точно так же, как и тебе, коли на то пошло, — а желает одного только благополучия: всегда и во всем. А все потому, что он нас любит — попробуй сказать, что это не так…

— Не хочу я сейчас о любви, — мне стало тоскливо и все сильнее хотелось курить. — А что касается благополучия, которого ты от него ждешь: то-то, я смотрю, сестренка, тебя заранее в узел скрутило и губы трусятся — не иначе как в предвкушении.

— Благо есть благо, — Алена безотчетно потрогала свои губы. — И я его принимаю: от судьбы, из рук отца, со стороны любого, кто мне его предложит. Отказываться — тупо, я много раз уже тебе это говорила… А когда меня временами корчит от родительских милостей, так здесь, положим, все от того, что я сама такая долбанутая: он-то чем виноват?

— Может, тем, что не способен с этим считаться?

— А он обязан? Или это мы ему обязаны? Без папенькиных благодеяний, — а я кроме шуток называю так все, что он для нас делает, — наша жизнь была бы иной. Начать с того, что не сойдись он в нужный момент с нашими матерями, нас вообще бы на свете не было. Не задумывался об этом?

— Не приходило в голову, — я сцепил зубы.

— А ты задумайся, братец. Благом это было для тебя или, может, злом?

— Алена, это глупо…

— Это непристойно и чуточку сентиментально, но ни разу не глупо, — сестра глядела на меня во все глаза и даже вперед подалась в своем кресле, чтобы лучше видеть мое лицо, словно разговор и впрямь коснулся чего-то крайне важного. — Давай я по-другому спрошу: та прихоть, по которой этот мужчина и твой отец когда-то породил меня (смотри сюда, вот же я сижу!), она, по-твоему, благо? Ответь мне, Димочка: по твоей собственной мерке мое зачатие считается благом или нет? Только честно…