Когда она постучалась в комнату, я помогала Оливии справиться со шнуровкой корсета. Обычно она носила не слишком тугие, лишь обозначавшие фигуру, такие, которые можно было надеть самостоятельно, но бальное платье требовало и особого белья.

— Вижу, что я не вовремя, — прощебетала Корделия, впорхнув в дверь. — Или как раз вовремя, наденешь обновку на вечер.

Она приподняла рукав моего парадного кителя, висящего на спинке стула.

— Новенький, вижу. И рубашки к нему хорошо бы новенькие.

— Плохая примета — надевать все новое перед важным делом, — сказала я, снимая с вешалки юбку бального платья Оливии. Нужно было собрать пышные складки так, чтобы Оливия могла разом просунуться в пояс, и на несколько мгновений это заняло все мое внимание.

— Тоже мне важное, — фыркнула Корделия. — Еще один бал. В сезон их будет…

— Корделия, для Лианор вечер в честь посвящения — важное событие. Как и для меня, — вмешалась Оливия.

— Что ж, тогда желаю вам удачно его провести. Я не знала про примету. Куда положить рубашки, если сейчас ты не будешь их проверять?

— Пока на кровать, я уберу, спасибо, — сказала я. — Извини, что сейчас не могу оценить твои старания по достоинству.

Я помогла Оливии пролезть в юбку и расправить ее, красиво укладывая складки поверх еще трех нижних юбок. Следом нужно было надеть лиф и сколоть его булавками с юбкой. Чем я и занялась, от души радуясь, что мой наряд будет лишь иллюзией. Надену парадный мундир на случай, если кто-то ее заметит и захочет развеять, и все сборы.

— Тогда я суну рубашки в шкаф, если ты не против, — сказала Корделия. — И я не в обиде. Совсем не подумала, что для тебя это первый бал. Так волнующе! Даже если самой собираться особо не приходится. Я даже немного тебе завидую. На первый бал я собиралась полдня, а тебе нужно просто надеть мундир. И с прической не придется возиться, с мундиром она неуместна.

Я мысленно охнула. Прическа! Впрочем, заплету косу короной вокруг головы, и хватит.

— Да, удобно учиться на боевом, — улыбнулась я. — Никто не ждет от меня бального платья.

— Корделия, извини нас… — вмешалась Оливия.

— Все-все, я побежала. — Корделия и в самом деле исчезла.

— Помочь тебе с прической? — спросила соседка, когда за Корделией закрылась дверь.

Я покачала головой.

— Справлюсь.

Оливия, кивнув, сотворила зеркало, завозилась со шпильками, глядя в него. Какое-то время мы обе молчали, занятые каждая своим делом.

— Тебе идет, — сказала Оливия, наконец отвернувшись от зеркала.

— Тебе тоже. Все парни твои будут, — улыбнулась я, оглядывая ее.

Нежное серо-голубое платье подчеркивало холодную белизну ее кожи, делая ярче глаза. Свои буйные кудряшки Оливия приподняла на затылке, подчеркивая точеную шею и гордую посадку головы, и я залюбовалась ей.

— Я бы предпочла, чтобы они замечали мой ум, а не это. — Она чуть оттянула вырез, прикрывавший грудь, высокую и красивую. Достала из шкафа газовую косынку и снова повернулась к зеркалу, укутывая плечи и декольте.

— Нельзя требовать от парней слишком многого, — хихикнула я. Надела китель, приколола брошь, подаренную Родериком, и активировала артефакт.

Оливия ахнула.

— Как у тебя хватило терпения никому не показать такую красоту! Это… — Она обошла меня со всех сторон, разглядывая, словно диковинную статую. — Потрясающе. Выглядит так, словно его не меньше чем сама Бертэн шила.

«Она и шила», — едва не сказала я, но вовремя прикусила язык. Скажет еще Оливия, что это слишком дорогой артефакт, и испортит мне настроение.

— Это у твоих ног сегодня парни штабелями лягут, — закончила она.

— Вряд ли, — улыбнулась я, хотя комплимент, что там говорить, был приятен. — Побоятся получить.

— Да, репутация у тебя уже сложилась, — хихикнула она. — Меня несколько раз просили познакомить с тобой. Сами подходить опасаются, чтобы с разгону не попало тростью по интересному месту. — Она стала серьезной. — Это от того же кавалера?

— Да, — не стала скрывать я.

— Ты уверена, что он тебя не обманывает и делает это все сам? Сотворить иллюзию так, чтобы она не просто висела поверх, а взаимодействовала и с носителем и с окружающим, — она коснулась накидки на моих плечах, и ткань подалась, словно настоящая, — очень непросто.