"Психотерапия так психотерапия", - сказала она себе и приняла решение. Тем более что от Ленки теперь все равно не отвязаться: допечет вопросом "освятила или не освятила?", а подруге она никогда не врала... Иногда все, что могла, умалчивала, но врать никогда не врала.

Завтрак она решила отложить. Приняла душ, стараясь не всматриваться в витрину с обреченными властителями, потом немного помешкалась в выборе одежды. Она привыкла четко соответствовать корпоративным культурам и правилам тех фирм, с которыми приходилось работать. Так и тут: вывела из затона единственную длинную юбку, добавила из запасника скромную голубенькую блузку и самую свою невзрачную кофточку, которые давно уже хотела выкинуть - надо же! все пригодилось!
– и примерила в качестве головного украшения летний шелковый шарфик. Платочков у нее сроду не было. Туфли на высоком каблуки остались в стороне.

Знакомый охранник на выходе из периметра поздоровался как всегда со слащавым почтением провинциального бабника, вышедшего в свет, но посмотрел на нее странно, будто прикидывал, не обознался ли, не спутал ли жильца с гастарбайтером.

Церкви она, конечно, посещала раньше, но исключительно по культурным соображениям. Получалось, что посещений итальянских, испанских и французских соборов у нее накопилось во много раз больше, чем православных, в одном из которых мама крестила ее чуть больше двадцати лет назад.

Она заранее приготовилась к тому, что сделает что-нибудь не так - не так и не там встанет, не туда посмотрит... и какая-нибудь всевидящая бабулька ее сразу прищучит. Она решила быть, как и полагалось в данной корпоративной культуре, тише воды, ниже травы и принять все с полным смирением. Она даже перекрестилась перед дверью церкви, чего не делала никогда с того момента, когда в детстве бессознательно совершала крестное знамение по правилам обряда. Перекрестившись теперь, она вдруг подумала, что делает это для мамы и что мама, наверно, была бы сейчас очень довольна... И вдруг вздохнула с неясным облегчением.

В храме ее никто не прищучил. Всем явно было не до нее. Служба шла, служил пожилой полный священник с трескучим жестким голосом. Она сразу поняла, что к нему не подойдет. В поле зрения попал другой батюшка - молодой, может быть, даже моложе ее и ростом, может быть, даже не выше нее, светловолосый, слегка курчавый, с короткой и такой же курчавой светлой бородкой, очень аккуратный на вид. Он стоял у колонны, рядом с маленьким высоким столиком, на котором лежали крест и толстенькая книга, и к нему тянулась очередь, пять человек - женщины и один молодой приличный человек лет двадцати пяти в голубом джинсовом костюме.

Она покопалась в памяти и догадалась, что это, наверно, происходит исповедь. Спокойное, не строгое и не скорбное, не грустное и не слишком участливое лицо свежего батюшки ей приглянулось, и она аккуратно примостилась к очереди.

Ждать и продвигаться короткими шажками пришлось минут пять. Солидная дама перед ней, дождавшись своей очереди и двинувшись вперед, вдруг повернулась к ней и сделала ей такой чинный поклон, что практически заставила ее поклониться в ответ, будто нагнула ее гипнотической силой. Это немного выбило ее из колеи, но, по счастью, дама что-то долго читала священнику по листочку, поднося его близко к глазам, а священник однообразно кивал, а потом только коротко улыбнулся и, легким жестом накинув на даму конец длинной расписной материи, висевший у него на шее, перекрестил ее голову.

"Энергия..." - вспомнила она, смутилась вдруг и взяла себя в руки.

Батюшка, тем временем, отпустил даму, поцеловавшую книгу и крест на раскладном столике, остро взглянул на Анну, похоже, отметив, что видит эту прихожанку впервые, - и приветливо кивнул, подзывая.

Она подошла... и спохватилась на миг, что не поклонилась, согласно корпоративной культуре, стоявшим за нею.

– Что у вас?
– тихо спросил священник, глядя в сторону и вниз... но делая это явно не по отвлеченности ума, а по привычному рефлексу - чтоб новенькая не смутилась и спокойно собралась с мыслями, раз уж ничего не записала на листочек.

– Батюшка, у меня дома возникла проблема, - предельно уравновешенно сказала она.

Священник резко повернул к ней голову и застыл на ней взглядом.

– Так проблема или грех?
– также четко спросил он.

– Я пришла с проблемой, - честно, не боясь показаться неуместной уточнила она.

– Тогда пождите немного, - указал ей в сторону батюшка, но отвел руку не брезгливо.
– Я закончу исповедь, потом подойдете.

Она не обиделась и отошла.

Пришлось подождать еще минут десять, пока исповедуются успевшие пристроиться за ней.

Закончив дело, батюшка посмотрел по сторонам, собрал со столика крест и Евангелие и сам двинулся к ней. Она успела порадоваться, что сделала все правильно, не поспешив к нему.

– Теперь давайте вашу проблему, - тихо сказал священник.

– Я хочу освятить свою квартиру, - сказала она.

– Это не проблема, - прозорливо, с легкой улыбкой заметил священник.

– Вы правы, батюшка...
– Произнеся это экзотическое для нее обращение из иной реальности, притом обращение к мужчине, годному ей в младшие братья, она и вовсе набралась смелости.
– У меня дома начали происходить какие-то странные вещи. Предметы сами разваливаются. Я опасаюсь...