Шрифт:
Смотрю на его барабанящие пальцы и думаю, что лучше сдохну, чем дам сейчас ему или ей что-либо пояснить мне, сказать что-либо, определяющее некую программу на этот день, озвучивающее некий план действий, в том числе, моих. Предписывающее мне, что я должна или не должна буду сделать.
Эта клуша, мысленно обзываю ее, она же думает, что у нас ним что-то типа вэ-гэ. Считает, что у меня тут мини-общага, а он — мой общажник-квартирант. И пусть считает.
Еще она, кажется, не подозревает, что мы с ним до недавнего времени жили вместе. Спали. Последний раз — когда? Позапозавчера, кажется. Вот хоть убейте меня — не знаю, как можно об этом не подозревать, но почему-то в ее случае я в этом уверена. Может, сама только что постаралась — вон, как трещала с ней. Ведь не трещат так бывшие с новенькими. Ведь не плетут про «покомнатно». И про «вскладчину».
Не знаю, что что у них там сейчас, трахнул он ее уже или только собирается. Или трахает регулярно. Отчего-то мне кажется, что они уже успели. Может, тогда, после их корпоратива. А может, у себя на днюхе, в качестве подарка. Может, параллельно к его последним заскакиваниям ко мне.
Припоминаю, как победоносно она зыркнула на него в тот раз, на лыжах, но как — небо и земля — жалобно-нежненько предъявляла ему только что претензии, и решаю, что — да. Распечатал, как пить дать. Конечно, не в плане дефлорации, наверно, но... открыл, короче. Приступил к формированию. Ей в этом деле мужской гайданс нужен, это ж видно. И видно также, что его гайданс на этом ее этапе пришелся как нельзя более кстати. Что для нее все это так интересно, будоражаще и ново.
К тому же она... да, кажется, того. Втрескалась в него, что ли. Ослеплена до состояния наивности, поэтому не только в упор не замечает, кем мы с ним друг другу были, но еще и, похоже, не понимает, какой он. Что ж, поймет.
Теперь она пригрелась и ей явно хочется посидеть втроем в моей уютной хате — да, бес бы ее, бес бы их обоих побрал, это МОЯ хата. И мне решать, что тут, кто тут, когда и как.
Кстати, объявляю о своих решениях тоже я.
— Так, ребят, я не буду вас больше задерживать, — срываясь с места, залпом опорожняю свою чашку. — Мне надо кое-куда успеть до десяти. Вернусь после обеда.
И чтоб духу вашего тогда здесь не было, «зыркаю» ему, моему «квартиранту» — он же понял?..
Нина, естественно, не догоняет. Лицо ее принимает выражение почти расстроенного разочарования, совершенно искреннего, я в этом уверена.
Она ведь не рассчитывала, что я им помогать начну? Или — о, хохмы — может, Рик рассчитывал? Наверно, нет, но — о, двойные хохмы — он явно недоволен.
Доверительно положив руку ей на руку, я «обещаю», как «старшая»:
— Мы обязательно разовьем тему. Как-нибудь.
Нина резво кивает, задорно метет-пружинит шелковый «хвостик», и на ухоженных каштановых волосах ее с привычной готовностью играет солнце.
— А ты не ходишь на йогу? — спрашивает она.
— Когда успеваю, — киваю, будто ждала этого вопроса. — Хотелось бы почаще.
***
На самом деле мне некуда идти. Меня никто не ждет, даже мама. Она каким-то образом выбила разрешение у директора и уехала на пару дней с выпускным классом, вернется только завтра. Во время таких поездок ей даже писать ничего нельзя, чтобы не отвлекать от учеников, а то «забалуются».
Девочки-мальчики, мне получше. Возвращаюсь в жизнь, — постит Рози вполне посвежевшее фото на инстаграме. — Скоро-скоро.
Невольно улыбаюсь, лайкаю пост и отправляю «сахарку» ободрительный коммент. Но когда коммент отправлен, улыбка мгновенно сходит с моего лица.
Маячить в парке или, не дай Боже, у Викиты, я не собираюсь и иду по направлению к машине. По случаю субботнего утра тут почти пусто. Мои волосы насмешливо-сердобольно ерошит ветер, а меня саму лишь самую малость согревает почти сожалеющий взгляд, которым в дверях провожал меня Рик. Надеюсь, у них хватит соображения в мое отсутствие не вытворять Бог знает что у меня в квартире.
Не доходя до гаража, соображаю, что им, хоть Рик и не предупреждал меня, скорее всего, понадобится «мини», и, если я на нем уеду, он может счесть это за подставу. Подумает, что я сержусь, мщу и страдаю.
Решаю, что лучше — смерть. Сердито остановившись, круто разворачиваюсь на месте и иду на метро.
Итак, соображаю, мне нет хода в собственную хату почти до вечера, в свою машину я тоже не имею права сесть и уехать, куда мне заблагорассудится. От этого, да блин, от того, что сегодня такая теплая, солнечная августовская суббота, а я одна-совсем одна с ней, дурой, наедине, мне становится так паршиво, что я готова в ярости пинать низенькие столбики на краю тротуара.